Шрифт:
Закладка:
— Ты, сопляк. Ты где видел эльфов, а? Где? Говори!
— Я… я… нигде, — пробормотал Эорлим, не поднимая глаз от земли; щеки его мелко подергивались, точно их кололи иголками.
Каграт неторопливо подступил к нему и взял лапой за шиворот.
— Тогда какого лешего ты орал, будто нас окружила целая армия остроухих… Какого лешего ты об этом орал, брехло ты вонючее, а?
— Я… я… не орал. Наверно, мне это… приснилось, — испуганно пробормотал Эорлим — и тут выяснилось, что бедолага с детства был парнем ранимым и впечатлительным, к тому же временами страдал припадками снохождения. Поэтому лучше было не бередить его восприимчивую натуру россказнями об эльфах (или о чем-нибудь другом, столь же волнующем), иначе ему начинали сниться кошмары, он кричал и метался, бродил во сне, неприкаянно шатался из угла в угол и благополучно будил всех вокруг, кроме себя самого…
— Так значит, тебе это приснилось? Приснилось, с-сука?! — прохрипел Каграт, встряхивая Эорлима при каждом слове, точно нашкодившего щенка. — Шатала ты ночной, дерьмо в сливной бочке! Да твои дружки-лошадники поди до смерти были рады от тебя, гребаной истерички, избавиться! — Орк глухо зарычал, и на какой-то миг Саруману показалось, что он сейчас прибьет мальчишку — но Каграт сдержался, только набрал в грудь воздуха и злобно харкнул Эорлиму в лицо, вложив в этот смачный плевок всю свою боль, ярость, презрение и пережитый испуг… Брезгливо отшвырнул пленника прочь. На этом дело и закончилось; Эорлим остался сидеть на земле, съежившись, закрывая голову руками, дрожа всем телом от стыда и унижения; орки, глухо ворча, разбрелись по своим местам, дозорные вернулись на посты, один только Шавах еще крутился поблизости — верно, раздумывал, не дать ли Эорлиму пинка; наконец ушел и он.
Саруман тоже побрел к своей телеге, дивясь только одному: как это кулак Каграта, обладающий пробивной силой окованного железом тарана, не смел ему напрочь передние зубы… впрочем, отнюдь не боль от удара заставляла мага чувствовать себя сейчас несчастным, оглушенным и совершенно уничтоженным. Шарки забрался в свое гнездышко из овчины, но спать по-прежнему не мог; силы небесные, спрашивал он себя, да когда же наконец явятся настоящие, живые эльфы — явятся во плоти и крови, а не в воспаленном воображении Эорлима… да и явятся ли вообще? Самое глухое полуночное время миновало, но до зари оставалось еще несколько часов, и надежда покамест слабо тлела в сердце волшебника — но вместе с тем, как медленно иссякала ночь, угасало и это зыбкое чаяние, последний оплот истерзанной, выжженной отчаянием опустошенной души. Поздно, говорил он себе, слишком поздно, никто не придет, нелепо было рассчитывать на помощь эльфов, план его не удался, все пошло наперекосяк… он — один, по-прежнему совершенно один: слабый, беспомощный старик, обреченный на рабство и постыдно закованный в ошейник, словно жалкий дворовый пес, навек прикованный цепью к постылой конуре…
И все же Саруман не смел признаться в окончательном поражении даже самому себе. Он ждал и ждал — мучительно, страстно — и еще во что-то верил: и когда над рекой забрезжил серый рассвет, и когда орки, кое-как скоротав остаток ночи, поднялись навстречу разгоравшемуся дню, и когда пленники, обвязанные веревкой и погоняемые надсмотрщиками, спустились к Каменному Мосту и вступили в мутные воды Андуина, более-менее вошедшего за ночь в обычное русло, — волшебник все ждал и надеялся, ловя на себе злорадно-понимающие ухмылки Быка, все уповал на Его Величество Чудо: вот-вот, казалось ему, из леса донесется звонкая перекличка боевых рогов, и на западном, оставленном позади берегу засверкают на солнце блестящие доспехи воинов, и дружно запоют тетивы тисовых луков, и засвистят, распарывая воздух, десятки смертоносных, не знающих промаха белооперенных стрел, ища свои цели среди растерявшейся кагратовой кодлы…
Но чуда не произошло. Эльфы так и не появились.
30. Мгла над болотами
Со всех сторон, вязкий и плотный, точно молочный кисель, Гэндальфа обступал туман.
Стена этих душных вонючих испарений была настолько непроглядной, что Шмыр, хромающий в трех-четырех ярдах впереди волшебника, совершенно терялся в напластованиях болотной мглы и виделся магу лишь темным бесформенным пятном, смутно маячившим перед глазами. Кроме того, туман вовсе не поглощал звуки, как следовало бы ждать от всякого порядочного тумана; этот туман как-то странно искажал их — так, что неуверенное шарканье Шмыра слышалось Гэндальфу не спереди, как до́лжно, а словно бы отовсюду, со всех сторон разом, будто отраженное эхом — хотя откуда тут, на болоте, могло взяться эхо? Загадка…
Волшебник и его провожатый были в пути уже несколько часов. Из Росгобела уходили на рассвете — торопливо и налегке: из оружия при волшебнике оставался только охотничий нож, спрятанный под одеждой, да неприметно вшитый в пряжку пояса совиный коготь с ядом, прощальный подарок Сарумана; посох, меч и кое-какие прочие вещички Гэндальф оставлял в доме Бурого мага — вреда от них в предстоящем волшебнику малоприятном деле оказалось бы куда больше, нежели пользы.
— Насколько я понял из объяснений Шмыра, — накануне сказал Гэндальфу Радагаст, — он намеревается провести тебя в Замок через подвалы — тайными ходами, пробуравленными в стенах. Где-то в этих лазах расположено шмырово «Убежище», камора, что-то вроде берлоги, в которой он прятался несколько месяцев после того, как сбежал из Башни.
— Убежище, вот как? И эти ходы настолько тайные, что о них не знают даже хозяева Замка? — ворчливо спросил Гэндальф.
— Знать-то знают, но вряд ли пользуются ими каждый день, — с некоторым сомнением отозвался Радагаст. — Ходы, как это всегда и бывает, наверняка сделаны на случай осады, чтобы можно было незаметно сбежать в критический момент или, скажем, подтягивать через них продовольствие для осажденных.
— Тогда откуда о них известно Шмыру?
Бурый маг смущённо потёр ладони.
— Этого я тебе сказать не могу. Полагаю, ему посчастливилось наткнуться на них совершенно случайно.
— В который уже раз завидую его замечательному везению…
— Либо ты доверяешь Шмыру, либо — нет. У меня тоже сердце не на месте, знаешь ли. — Радагаст нервно поджал губы. — И я полагаю, что тебе еще не поздно отказаться от этой затеи.
Гэндальф устало улыбнулся.
— Оставь, Радагаст. Если все пройдет так, как задумано — я вскоре вернусь с нужными нам сведениями. Если же нет… это будет значить только одно: Замок действительно опасен. Вероятно, кое-кому это даст лишний повод для размышлений.
— И ради этого стоит идти на такой риск?
— Я вижу в этом свой долг. Увы, дружище.
