Достаточно ли будет тех козырей, которые у него на руках? Его противники — не какие-нибудь наивные люди; в особенности Баллаб. Это умница. Он будет защищаться… Разумеется, Дим не посмеет известить Баллаба или Берингхаузена, он бы тем самым поставил под удар себя. Он должен тотчас же уведомить высшие инстанции, вероятно, лично Гиммлера… Баллаб, конечно, будет все отрицать. Тогда придется взяться за Пихтера, Рохвица и Бернинга… Но что они в конце концов могут показать против Баллаба? Критика мероприятий фюрера. Циничная болтовня. Разлагающие анекдоты. Гм!.. С этой стороны Баллаб достаточно известен… В копиях найдется материал поважнее. Не только резко враждебные выпады против фюрера, но и недвусмысленные намеки на участие в заговоре.

При мысли о копиях Венер вновь почувствовал в себе уверенность. Копии свое дело сделают.

И все же он бросил вызов влиятельным лицам. Баллаб — один из воротил промышленного мира, а воротилы держатся друг за дружку; они, конечно, станут за него горой.

Он поклялся себе: «Если все сойдет гладко, я попрошусь на год на фронт».

Рут Венер не ждала мужа. Венер это заметил, ее удивленный взгляд задел его. Но он знал, как сделать ей больно.

— С Рафаэлем все в порядке, — сказал Венер, — в ближайшее время он отправится в учебный лагерь в Пархиме.

— Что? — воскликнула смертельно испуганная Рут. — Ты же не серьезно! Это шутка, не правда ли?

Венер налил себе коньяку и спокойно ответил:

— Разве такими вещами шутят?

— Ты ведь не можешь ни с того ни с сего послать мальчика на фронт, ведь он не немец?

— Много иностранцев воюет на нашей стороне. Есть даже целая испанская дивизия, к твоему сведению. — Он налил себе вторую рюмку.

— Прошу тебя, не делай этого, Гейнц.

Венер удивленно поднял глаза. Давно уже она не называла его по имени! Так интересует ее этот мальчуган?

— Не делай этого! — Она попыталась улыбнуться и продолжала: — Ты забыл разве, что это подарок мне? Разве я не имею права распоряжаться своими подарками?

— Вздор! — прикрикнул он на нее. — Мое положение не позволяет мне держать в тылу здорового восемнадцатилетнего парня.

Рут Венер, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

Он заперся в кабинете и достал заветные копии. В папке номер два лежали копии важных донесений, присланных его агентом Отто Вольфом, которого он в первые месяцы войны вновь поймал в свои сети. Вольф доставлял важные сведения из концентрационного лагеря. Но, что еще важнее, Венер был достаточно хитер, чтобы сделать копии и с этих донесений, а не только с собственных несуществующих докладов Берингхаузену. Если в отчетах Вольфа сообщалось о важных фактах, он всегда оставлял у себя копии. Можно было неопровержимо доказать, что отчеты по сведениям, полученным от Отто Вольфа, безупречны в смысле достоверности. Отсюда разве не следовало, что донесения о Баллабе тоже достоверны? Обратного никто и никогда доказать не мог бы.

Он перелистал копии, и с каждой новой страницей росла его уверенность в себе.

III

На третий день Венера вызвали на допрос в имперскую канцелярию.

Его приняли тотчас же. Он был готов к очной ставке с Баллабом и Берингхаузеном. Однако их не было. Под огромным, больше чем в натуральную величину портретом Адольфа Гитлера сидели три незнакомых ему человека; один из них движением руки указал на кресло:

— Садитесь.

По спине Венера пополз неприятный холодок. Похоже на то, что обвиняемый — он. Где же те, которых он обвинял? Что это за судилище?

— Имя и фамилия? Где проживаете? Чиновник? С какого года член национал-социалистской партии Германии?

Обычные формальности потребовали некоторого времени. Венера немного смутило, что его работа в Вальядолиде во время гражданской войны в Испании и два ордена, которые он получил из рук каудильо, не произвели никакого впечатления.

— Вы выдвинули тяжелые обвинения против государственного советника доктора Баллаба. На основании каких фактов? Изложите.

Венер поднялся.

— Господа, могу ли я прежде всего узнать, по чьему заданию проводится это следствие?

— По заданию рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

— Тогда, если я правильно разобрался в этом деле, я не могу не выразить своего удивления, что дело доктора Баллаба до сих пор еще не расследовано. Я полагал, что на основании моих донесений следствие уже давно ведется. Если же…

— Какие донесения вы разумеете?

— О докторе Баллабе, я посылал их по надлежащей инстанции министериальдиректору доктору Берингхаузену.

— Доктор Берингхаузен утверждает, что никогда не получал от вас ни одного донесения о докторе Баллабе.

— Как?.. — Венер мастерски изобразил на своем лице удивление. — Ничего не понимаю!

— Значит, вы представляли донесения доктору Берингхаузену? — спросил председатель.

Венер продолжал разыгрывать растерянного, недоумевающего человека, который не может понять, что все это означает. Он тихо ответил:

— Но… как же… Их целая пачка. Я считал своим долгом посылать эти донесения. Мне это было, право же, нелегко, я знаю, что кое-чем обязан доктору Баллабу. Но моя совесть, моя…

— Вы настаиваете на том, что передавали доктору Берингхаузену донесения об антигосударственных речах и крамольных умыслах государственного советника доктора Баллаба?

— Конечно. Вот уже два года, как я лично передаю доклады об этом доктору Берингхаузену. Он считал их крайне важными и всего только несколько месяцев назад — это было, помнится, в феврале — уверял меня, что за доктором Баллабом учреждена слежка.

— Вы представляли эти доклады только доктору Берингхаузену?

— Таков порядок.

— Вы ни с кем об этих вещах не говорили?

— Нет! На это я не имел права!

— Но доктор Берингхаузен решительно отрицает, что он получал от вас такие донесения. Как вы докажете, что он их получал?

— Что он их получал?.. Нет, этого я доказать не могу. Я могу только доказать, что я их писал. — Последнюю фразу Венер выговорил несколько живее, пожалуй, даже взволнованно. Но так, словно это было лишь брошенное вскользь замечание, а не главный его козырь.

Председатель не разочаровал Венера.

— Как вы докажете, что писали эти донесения?

— Копиями.

— У вас имеются копии?

— Да! Я, разумеется, писал эти доклады собственноручно. На машинке. Двумя пальцами. — Венер улыбнулся при упоминании о своей недостаточной сноровке в машинописи.

— А где они?

— В моем сейфе.

Один из членов комиссии, человек с недоверчивыми колючими глазами, в упор смотревший на Венера, спросил:

— Вы снимали копии только с этих донесений?

— Как понимать ваш вопрос?

— Ведь по должности вам приходилось докладывать и о других важных делах и происшествиях? Сохранились ли у вас также копии и этих докладов?

— Копии важнейших докладов, мною лично написанных, я всегда сохраняю!

— Это дозволено?

— Это не принято, но не запрещено, — ответил Венер. — Такое обыкновение я завел в Испании.