Шрифт:
Закладка:
«Как мой отец, — горько подумала я. — И мать».
Не успела я ответить, как молодой доктор прочистил горло. Он был теперь не так далеко от нас, и я сообразила, что мы пришли к резиденции госпожи Мун. Входя в павильон, мы обе замолчали.
* * *
При виде нас госпожа Мун самодовольно улыбнулась. Она следила за мной взглядом, словно спрашивая: «Ты по-прежнему завидуешь мне, Хён-а?»
Я опустила голову, но не могла не смотреть на нее из-под ресниц. Да, завидую.
Ее кожа сияла подобно каплям росы, губы цвели как розовые розы, а глаза были яркими, словно закат. Она была не просто королевской наложницей, но одной из четырех наложниц самого высокого ранга, с которыми обращались как с женами.
— Госпожа. — Молодой врач выступил вперед. — Мы пришли, дабы удостовериться в вашем хорошем самочувствии.
Она подняла указательный палец:
— Приступайте.
Подавив все эмоции, я встала перед госпожой Мун на колени и обследовала ее, задала вопросы и проверила пульс.
— Ей необходимо восстановить жизненную энергию, — сообщила я молодому врачу, поделившись с ним своими наблюдениями. Он кивнул в знак согласия.
Потом медсестра Инён поставила госпоже Мун иголки. Чтобы отвлечься от этого зрелища, я обратила внимание на малышку, которую передала мне кормилица.
— Сколько сейчас агисси[15], маленькой госпоже? — спросила я почтительно.
Кормилица почесала нос:
— Две недели.
— Сколько раз агисси брала сегодня грудь?
— Один раз.
— Она какала?
— Один раз.
— Хорошо. — Я запишу эту информацию позже — медсестры проверяли состояние матери и ребенка каждые несколько часов и оставляли соответствующие записи. Но сейчас я смотрела на малышку и чувствовала, что в моих руках лежит все разочарование госпожи Мун. Она очень хотела сына. Как я слышала, она молилась и делала подношения Самсин Хальмони[16], духам семи звезд[17], горным духам, Будде и некоторым камням и деревьям, считавшимся священными. Она даже ела только правильную еду. И тем не менее небеса подарили ей девочку.
Я медленно выдохнула, чтобы облегчить боль в груди.
«Я очень надеюсь, что однажды твоя мать полюбит тебя, — хотелось прошептать ребенку, — сильнее, чем моя мать любит меня».
Когда я была малышкой, мать опускала меня на землю, чтобы я играла с грязью. А моего только что появившегося на свет братика она всегда носила с собой. Когда я стала старше, она поручила заботиться обо мне слугам. Подросшему же брату доставались учителя и медовое печенье.
Подобная несправедливость мучила меня, и это чувство живо во мне до сих пор. Мой гнев походил на небольшие вспышки огня. Я винила мать в том, что была незаконнорожденной. Спрятала ее любимое нефритовое кольцо под шкаф. Выбросила тетрадки брата под сильный дождь. Украла и кинула в ручей подарки, которыми отец осыпал мою сводную сестру. Я ломала и разрушала, пытаясь облегчить терзающую меня боль.
Гнев такого рода никогда не исчезает бесследно, но медсестра Чонсу не дала ему поглотить меня.
— Ты — образ небес и земли, — прошептала я малышке. Это были слова Сунь Сымяо[18] из энциклопедии, которую подарила мне медсестра Чонсу и которую я до сих пор не прекращала изучать. Называлась она «Донги-богам» и была написана легендарным врачом Хо Джуном[19]. — Твоя круглая головка — небеса, а ножки — земля, твои руки и ноги — четыре времени года, глаза — Солнце и Луна Вселенной. — Я вытерла ей слюни. — Всегда помни, кто ты есть, агисси…
— Ты слышала? — спросила госпожа Мун, и я почувствовала на себе ее взгляд, острый, словно приставленный к горлу кинжал. — В столице развешивают листовки и ходят опасные слухи. Ты знаешь об этом? Как считаешь, это правда, медсестра Хён?
Я моргнула.
— Что?
— Мне сказали, ты и еще одна медсестра той ночью были у наследного принца. Он действительно ни на секунду не покидал свои покои?
Краем глаза я заметила, как медсестра Инён и молодой врач обменялись нервными взглядами. Сплетничать о члене королевской семьи с королевской наложницей было опасно, это могло кончиться очень и очень плохо.
— Ну? — поторопила она.
Я почувствовала, что мой лоб покрылся ледяным потом.
— Наследный принц был в своих покоях, госпожа. Он был болен и весь день плохо себя чувствовал, вот нас к нему и позвали. Его здоровье внушало той ночью серьезное опасение.
— Неужели? Подобные поручения обычно выполняют другие медсестры. Вы же не ночные сиделки, верно?
Пальцы у меня похолодели.
— Верно, госпожа.
— Тогда почему позвали именно вас?
Я помедлила с ответом, гадая, солгать или нет. Но все же сказала правду:
— Точно не знаю.
Госпожа Мун взмахнула рукой и приказала:
— Пусть все, кроме медсестры Хён, уйдут.
Я отдала ребенка кормилице и, испытывая неприятное ощущение в желудке, стала ждать, что будет. Когда мы остались одни, госпожа Мун поставила локоть на колено, на лице ее была написана решимость.
— Уверена, что не знаешь?
— Да, — ответила я на этот раз с большей убежденностью. — Я действительно не знаю, госпожа.
Повисла долгая пауза.
— Я верю тебе. Но в каждом закутке этого дворца у меня есть шпионы. Если ты лжешь, я узнаю об этом и доведу до сведения его величества. — Ее острый взгляд пронзил макушку моей склоненной головы. — Сама знаешь, я могу сказать о тебе все что угодно и король поверит мне.
У меня по спине сползла капля пота. Госпожа Мун была моей ровесницей, и мне не следовало бы бояться ее. Но меня все равно кольнуло тревогой: даже если она для меня не страшна, я не могла не испытывать страха перед королем.
— Но, — мягко сказала она, — я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то дурное, если ты станешь моими глазами и ушами. Если узнаешь, что же случилось в Хёминсо, непременно расскажи мне об этом. — Она добавила уже тише: — Особенно если это будет иметь какое-то отношение к наследному принцу.
Сердце мое, казалось, остановилось.
— Я попробую, госпожа.
— Нет, не попробуешь, — поправила она меня. — А сделаешь.
— Да. — Я, стиснув зубы, поклонилась. — Сделаю.
Разумеется, это была ложь, единственное оружие низших против власть имущих.
— Хорошо. — Она села прямо и вздернула подбородок, а на ее губах заиграла довольная улыбка. — Можешь быть свободна.
Я поднялась, чтобы уйти — мне хотелось поскорее покинуть ее общество, — но тут же остановилась. Если дворец госпожи Мун наводнен шпионами, она может знать ответ на один из вопросов, который не давал мне покоя.
— За пределами дворца умерла придворная дама, — медленно проговорила я. — Вы не знаете, кто мог желать