Лулу подняла на сестру широко распахнутые глаза и тихо сказала:

– Не злись.

Они молча пошли обратно. Лулу вложила свою ладошку в руку Ди, та взяла ее, потому как вокруг было много народу, но держала едва-едва и не стала отвечать, когда сестренка ее пожала. Лулу горестно скривила личико. От ее обиды Ди стало хорошо. У нее в груди гулко билось сердце. Она думала о дневнике, который хранила в вентиляционном отверстии в полу. Каждый раз, убирая дневник, она привинчивала крышку обратно. Лулу, наверное, долго его искала. Должно быть, взяла из папиного набора инструментов отвертку, отвинтила крышку, прочла дневник и завинтила обратно… От этой мысли Ди захотелось шлепнуть сестру, увидеть, как та заплачет. Ведь если Лулу захочет, то может разрушить ее жизнь.

С пяти лет Ди мечтала учиться в Тихоокеанской балетной школе. А чтобы добиться согласия родителей, она потратила еще одиннадцать. Там учились и мальчики, и девочки. Жить Ди предстояло в студенческом общежитии. Стоило ей упомянуть об этом обстоятельстве, как родители буквально исходили тревогой. Ди почти могла разглядеть в их глазах надежду на то, что этому что-нибудь да воспрепятствует. И ее поведение послужило бы отличным предлогом.

– Я ничего не скажу, Ди Ди, – произнесла Лулу, – клянусь. И читать его больше не буду.

Но Ди покачала головой. В конечном итоге Лулу все равно расскажет. Может, даже непреднамеренно, но это не важно. Так уж она была устроена. Ди придется схоронить дневник в первом попавшемся мусорном баке, а потом сказать, что Лулу все выдумала. Она надеялась, что этого будет достаточно.

Лулу устроилась в тени зонтика у маминых ног. Та дремала, прижимая к груди журнал. Папа сидел в полосатом шезлонге и читал книгу, то и дело потирая глаза. Он тоже устал и клевал носом.

Лулу сложила бантиком губки, взяла ведерко с совочком и стала копаться в песке.

– Какой я красивый камешек нашла, – заявила она, – Ди Ди, хочешь я тебе его подарю?

И протянула его сестре, в ее глазах плескалось беспокойство.

Ди не обратила на нее внимания.

– Можно мне искупаться? – спросила она отца.

– Полчаса, – ответил он, – если к этому времени не вернешься, я зову копов.

– Отлично, – сказала Ди, повернулась и для проформы закатила глаза, хотя на самом деле была удивлена.

Отец, должно быть, вконец выбился из сил, потому как обычно не оставлял ее без присмотра.

– Не торопись, Далила, – крикнула ей вслед мать, – возьми с собой сестру.

Ди уже отошла на достаточное расстояние, дабы прикинуться, что ничего не слышит, и зашагала дальше по лабиринту из цветных полотенец, пляжных зонтов и ветрозащитных щитов, чем-то напоминавших живую изгородь. Она не знала, кого или что ищет, и лишь понимала, что ей, дабы что-то эдакое могло произойти, надо остаться одной.

Ди старалась двигаться сквозь толпу будто в танце. И в каждый шаг, который делала, вкладывала определенный такт. В конце семестра Ди в своем балетном классе станцевала партию Гусеницы из «Алисы в Стране чудес». И до сих пор помнит, как изменились каждое па и шене, каждый арабеск и девелоппе, когда она действительно почувствовала себя гусеницей. Поэтому сейчас каждый сделанный ею шаг представлял собой танец, в конце которого ее ждала великая любовь. Девушка представляла, как на нее, когда она проходила мимо, смотрят окружающие (мальчики), хотя и не видела обращенных на нее взглядов. Представляла, о чем они думают. Какие длинные и шелковистые у нее волосы, как она внешне отличается от других девушек, как загадочна, словно таит в себе какой-то секрет. Все это она воображала с такой силой, чтобы никакие другие мысли не лезли ей в голову, например о ее слишком большой заднице и необычной форме подбородка.

Она направилась к береговой линии и села на влажный песок у кромки воды. На мелководье покачивалась на волнах флотилия карапузов в нарукавниках. Дальше, у буйков, в непотревоженной глади озера отражались деревья и небо – темным, перевернутым совершенством. Ди представила, что там, прямо под гладкой, зеленой поверхностью, затаились чудища. Где-то жарили гамбургеры, в воздухе стоял их запах, и Ди скорчила физиономию, всем своим видом говоря «Фу!». На тот момент ее пунктиком было отвращение к еде, и ей представлялось важным и дальше продолжать в том же духе, хотя бы для самой себя. Балерины гамбургеров не едят.

– Привет.

Над ней угрожающе нависла длинная тень. Затем шаркнула по песку, села и приобрела человеческие размеры. Парень. Стройный, с копной желтых волос на голове. И барашками белого крема на бледной коже.

– Привет, – ответила Ди.

Ему было не меньше девятнадцати. Она вдруг почувствовала, что у нее вспотели ладони, а сердце в груди застучало сбивчиво и нервно. И о чем они будут говорить?

– Меня зовут Тревор, – сказал он и протянул руку.

Это выглядело полным идиотизмом, и Ди ухмыльнулась, но заодно испытала в душе облегчение, потому что парень сразу перестал казаться ей чужим. Мама назвала бы его «хорошо воспитанным».

Ди приподняла бровь, чему научилась совсем недавно.

– Ну и как жизнь?

Руки ему она не подала.

Тревор залился румянцем и вытер ладонь о шорты, будто собирался сделать это с самого начала.

– Нормально. Ты здесь с родаками?

– Мне удалось от них отделаться, – ответила Ди, пожав плечами.

Он улыбнулся, будто ее шутка пришлась ему по душе.

– И где же они?

– Вон там, у поста спасателей, – сказала она и махнула рукой, – они спали, а мне стало скучно.

– В смысле родители?

– Ага, и младшая сестра.

– Сколько ей?

– Шесть, – сказала Ди.

Говорить о семье ей больше не хотелось.

– Где учишься?

– В Вашингтонском университете, – ответил он.

– Супер.

Значит, он студент колледжа.

– А я в Тихоокеанской балетной школе, – сказала она.

Почти что правда.

– Ух ты, – произнес он, и Ди увидела, что его взгляд потеплел от вспыхнувшего в глазах интереса.

Она давно поняла, что балерины парням нравятся. Очень женственные и загадочные.

– Хочешь мороженого? – спросил Тревор.

Ди подумала, пожала плечами, встала и отряхнулась от пыли.

Тревор тоже поднялся на ноги и сказал:

– Э-э-э… Там у тебя… Сзади на шортах.

Ди повернула голову и посмотрела. На белой джинсовой ткани темнело пятно.

– Должно быть, села на что-нибудь, – сказала она, сняла футболку и повязала ее на поясе, – ты иди, я тебя догоню.

А сама бросилась к женскому туалету, куда выстроилась очередь. Все брали с собой детей, порой сразу троих зараз, и каждому надо было справить нужду. Это занимало уйму времени. Ди чувствовала, что с каждым мгновением все становится хуже и хуже. По внутренней стороне бедра улиткой поползла струйка крови. Она схватила горсть бумажных полотенец и приложила к ноге. Потом наконец обратилась к крупной, потной женщине, стоявшей впереди.