Вот какие таинственные случаи происходили когда-то в нашем городе. Не то, что теперь!

Лейтенант вместе с нами раскрыв рот прослушал рассказ археолога. Потом странно оживился, нашел свою кнопочку на переговорном устройстве и попросил кого-то найти дело о торговле крадеными церковными ценностями тридцатилетней давности.

— Ребята утверждают, что ваш дядя нашел клад, — сказал лейтенант.

Владимир Владимирович посмотрел на лейтенанта, как на ребенка.

— Странички вырвал я. При чем здесь мой дядя?

— Это нашли при обыске в доме вашего родственника.

Лейтенант вытащил иконы и положил перед Владимиром Владимировичем. Археолог долго разглядывал каждую, поворачивал к свету, от света, легонько касался пальцами старинной краски, чуть не нюхал эти старые дощечки… Потом отложил одну, самую маленькую и бедную, сказал:

— Самая ценная, греческого письма.

— Сколько стоит? — спросил лейтенант.

— Не имеет цены, как земля, воздух. Бесценная…

— Это для вас бесценная. А если вывезти ее за границу, — лейтенант цепко глянул на Владимира Владимировича, — в Египет, например?

Владимир Владимирович понял намек. Осунулся на глазах.

— Я ученый. Никогда торговлей не занимался. Я вырвал странички, маленький был… Но как вы можете подумать?!

Лицо у лейтенанта стало недобрым.

— Эти иконы нашли при обыске у вашего дяди.

Племянник-археолог облизнул губы, развел руками.

— Он говорит, наследство от бабушки…

— Неправда, — сказал племянник, — такого не могло быть…

Запикал ящичек на столе лейтенанта, и женский голос начал рассказывать о человеке по имени Северьян. На самом деле его фамилия была Северин. Северьян — прозвище.

Не так-то просто оказалось найти этого Северьяна. Никто не подумал: а вдруг его дома нет? Приехали, нашли дверь, обитую рваной, потертой клеенкой, стучали, звонили, прикладывались ухом к замочной скважине, слушали — там было тихо и никого. Лейтенант и милиционер стали ходить по квартирам и расспрашивать соседей, куда делся Северьян. Оказывается, его два дня никто не видел. Особенно удивлялась, куда он делся, одна надоедливая бабушка. Северьян занял у нее денег на хлеб, обещал отдать еще вчера. Не отдал, хотя в таких случаях был человеком аккуратным и занимал не впервые. Мы все переглянулись и стали мрачными. Не станет человек занимать на еду, если он клад нашел. Все соседи, как сговорились, говорили про его бедность. Выходило, беднее его не было во всем городе. Он получал маленькую пенсию по инвалидности. Не работал и только из гордости не ходил на улицу просить хлеба. Костюм у него был один уже много лет. У него не было даже телевизора. Он из бережливости отрезал радио, старался не зажигать лишний раз свет — тоже чтоб деньги сберечь. Никто не знал, куда он делся на два дня, но все знали, что он носит свои ботинки уже шесть лет, и чудо, как они не развалились.

Было б интересно посмотреть на такого человека, но лейтенант был злой на себя, что поверил в клады, на нас, что мы его на это уговорили. Высказывать свой интерес не стоило, но Винт все-таки не вытерпел:

— Ему сторожем надо устроиться, там деньги платят. Чего ж так мучиться…

Странно, никто, кроме нас, об этом не подумал. Бабушка замолкла, а у лейтенанта в глазах вместо злости появилось выражение.

— Ломай дверь! — неожиданно сказал он милиционеру.

Милиционер попался опытный и вышиб дверь со второй попытки.

Первым в квартиру вошел лейтенант с милиционером. Мы видели только кусочек прихожей с гвоздями вместо вешалок и грязными обоями. Милиционер пошел куда-то звонить, а нас с бабушкой и археологом посадили на кухне.

Кухня была нищей до невозможности — непокрытый стол, два ободранных стула. Стулья подарила добрая бабушка, а то бы сидеть было не на чем.

Бабушку и Владимира Владимировича забрали в комнату. Что-то неприятное, тревожное творилось за тонкой стенкой. Неожиданно запричитала бабушка, успокаивающе забубнил лейтенант. К нам пришел Владимир Владимирович с болезненным лицом и зябко повел плечами.

— Идите туда, — сказал он.

Мы вошли в комнату. Она выглядела беднее кухни раз в пять.

— Мертвецов боитесь? — спросил лейтенант.

— Чего ж хорошего? — говорю я.

Мы с Винтом разом посмотрели — на ободранной кровати кто-то лежал.

— Подойдите, кто самый храбрый.

— Можно, мы лучше вдвоем? — сказал Винт, и мы подошли вдвоем.

В кровати лежал мертвый человек. Гость Шильникова — мы его сразу узнали. Только лицо у него было не такое испуганное, как в жизни.

На нас перестали обращать внимание. Какой-то человек все время фотографировал, лейтенант писал молча. Приехали врачи, наклонились над мертвецом, перебросились меж собой невнятными словами. Санитары унесли мертвого на носилках. Какой-то человек все время фотографировал, а лейтенант писал.

Северьяна никто не убивал. Он умер сам. Врачи пообещали сообщить лейтенанту, от чего, от какой болезни.

Начался обыск. Опять появилась бабушка. Под кроватью нашелся знакомый нам потертый чемоданчик. В нем было несколько икон. Лейтенант передал их Владимиру Владимировичу. Тот стал их разглядывать. Бабушка в слезы:

— В Бога верил! Такой мужчина аккуратный…

— Иконщиком он был! — рассердился Владимир Владимирович. — Бога не боялся!

— Как это? — спросила бабушка. — Баптистом?

— Иконами торговал, — коротко сказал лейтенант.

— Товарищ лейтенант! — позвал милиционер от кровати.

Он поднял матрац, и мы вслед за лейтенантом увидели — фанерное основание кровати было сплошь выложено пачками денег. Рубли мы узнали, но там была еще пропасть незнакомых бумажек. И это не все. Лейтенант разорвал матрац — вместо ваты там были деньги.

Тут чуть было машину с докторами не пришлось вызывать для бабушки. Ее разговорчивость как рукой сняло. Милиционер принес воды. Она пить не смогла — перехватило дыхание.

Мы с Винтом сидели, молчали в тряпочку. Думали про бывшего человека, который даже свет не включал вечером, прикидывался бедным и лежал один в темноте на своем богатстве.

— Вот, вот! — говорил Владимир Владимирович в машине. — Такое у вас отношение к культуре. Под носом национальное достояние разворовывают.

Лейтенант вздохнул:

— Не успеваем.

— Скажите, а как теперь отношение к старинным названиям? — спросил я. — Говорят, скоро все улицы переименовывать станут по-новому?

— Что за ерунда! — встрепенулся Владимир Владимирович. — Наоборот, сейчас убирают плохо придуманные названия, вот в Москве…

— Скажите, а Кукуевка — плохо придуманное или хорошо?

— Кукуевка — это гениально, — сказал Владимир Владимирович. — Кукуй, кокой — один из самых ярких языческих русских национальных праздников… праздник летнего солнцеворота, его называют Иван Травник, Иванов день, Иван Купала, Иван Колдовник. В эту ночь ведьмы слетаются на условное место… Русалки выходят из воды, кикиморы и лешие шалят… В ночь на Ивана Купалу распускается