Шрифт:
Закладка:
— Ишь, размечтался! — фыркнула я. — Откуда я тебе тут все это возьму? Завтра куплю, а сейчас лопай что дают!
Оська понял, что я не шучу, и съел лапшу, при этом морда его выражала нешуточное страдание.
Варенье оказалось из сливы. Я намазала его толстым слоем на хлеб, было очень вкусно. Я съела три куска, после чего наскоро прибрала за собой. Хотела поблагодарить хозяина, но его не было видно.
Оказавшись в своей комнате, я первым делом проверила дверь.
Мои подозрения оправдались: она закрывалась изнутри на хлипкую задвижку, так что открыть ее ничего не стоит.
Но тут Оська перехватил мой взгляд и рыкнул успокоительно: мол, какая задвижка, подруга? Ведь я с тобой, а значит — мимо меня ни одна самая хитрая муха не пролетит! Да что там муха, ни одному комару я не дам самого малого шанса!
И в подтверждение этой мысли он улегся на пороге нашей комнаты.
Ну да, чего я боюсь с таким сторожем?
Тут я почувствовала, что вот-вот упаду без сил. И правда, день выдался на редкость тяжелый…
Хозяин выдал мне стопку постельного белья (к моему удивлению, оно было чистое, и хотя, естественно, неглаженое, но пахло свежестью — наверное, сохло на улице, на свежем воздухе).
Из последних сил я постелила на диване, разделась и легла…
И заснула в ту же минуту.
Мне снилась огромная полноводная река, которая медлительно, величественно, лениво катила свои желтоватые воды среди поросших тростником низких берегов.
К берегу этой реки медленно, торжественно шла странная процессия. Составлявшие ее люди были одеты в длинные развевающиеся одеяния — как они называются? Хитоны?
В центре этой процессии несколько сильных мускулистых мужчин несли золоченые носилки — точнее, паланкин, закрытый пологом из блестящей ткани.
Вот процессия остановилась.
Женщины, составлявшие большую ее часть, запели…
Они пели очень красиво, но слов я не разбирала — язык их был мне незнаком.
Паланкин поставили на берег, полог приподнялся, и на землю ступила молодая смуглая женщина с длинными, черными как ночь, тускло отсвечивающими волосами.
На голове у нее был серебряный обруч, в который был вставлен большой полупрозрачный камень неуловимого голубовато-серого лунного оттенка.
Женщина медленно двинулась к воде.
И в тот самый миг, когда она вступила в воду, над противоположным берегом реки разлилось тусклое голубоватое сияние, а затем над горизонтом показался краешек луны.
Женщина входила в воду, и с каждым ее шагом луна поднималась все выше и выше.
Вот она уже вся поднялась над рекой.
Луна была полная, более чем полная — я никогда не видела такого большого, такого яркого лунного диска.
И еще у этой луны был необыкновенный цвет.
Она была не бледно-серебристой, как обычно, но тускло багровой, как будто окровавленной…
По реке от луны побежала дрожащая, колеблющаяся дорожка — и женщина, которую принесли в паланкине, поплыла по этой дорожке навстречу луне…
Казалось, она плыла не в воде, а в лунном сиянии, постепенно растворяясь в нем…
В какой-то момент она повернула к берегу, и я увидела серебряный венец на ее голове. Камень в этом венце был теперь не серебристо-голубым, как прежде, а багровым, как будто наполненным кровью. Он вобрал в себя багровые отсветы луны…
И вдруг кто-то из свиты ночной принцессы громко вскрикнул, показав на меня рукой.
Принцесса испуганно вскрикнула, отшатнулась, серебряный обруч упал с ее головы.
Камень выпал из своей оправы, подкатился к моим ногам.
Я машинально подняла его.
И тут же все спутники принцессы гневно закричали, а несколько человек бросились ко мне…
Я побежала прочь, не глядя под ноги, не разбирая дороги.
Я бежала легко, как бывает только во сне, словно летела над землей, почти не касаясь ее ногами. Вокруг меня расступались тростники и гибкие прибрежные кусты.
Мои преследователи давно отстали от меня — куда им было угнаться за мной, такой стремительной и легконогой!
Я бежала легко и быстро, и от этого бега в моем сердце закипал восторг. Наконец я запела — запела странную песню, слов которой сама не понимала. Это была древняя песня на древнем, незнакомом языке, которая сама вырывалась из моей груди…
И эта песня прибавила мне силы и легкости, я побежала еще быстрее.
И вдруг каким-то шестым чувством я ощутила, что не все преследователи отстали от меня.
Один продолжал бежать.
Он бежал не так легко, как я, ломая кусты и маленькие деревца, вминая ступни в глинистую почву, — но он бежал так же быстро, как я. Даже быстрее — и понемногу он нагонял меня…
Я испуганно оглянулась — и увидела, что за мной по пятам несется не человек, но странное и страшное существо — получеловек, полутигр. И с каждым прыжком человеческого в нем оставалось все меньше, а тигриного — все больше…
В темноте горели его глаза — как два багровых огня… как два багровых отсвета восходящей луны…
И тут мой преследователь издал странный, щемящий вопль, в котором тоски и боли было больше, чем ярости…
И тут же я проснулась.
В первый момент я не могла понять, где нахожусь.
Какая-то незнакомая комната, старый скрипучий диван с вылезающими пружинами… Душно, пылью пахнет…
И в тишине этой комнаты еще звучал глухой отзвук вопля, который в моем сне издал человек-тигр.
Я вспомнила то удивительное и страшное существо, вспомнила багровый блеск его глаз…
И увидела совсем близко, рядом с закрытой дверью комнаты, два красноватых огня, два пылающих глаза.
Но в этих огнях не было ярости и угрозы, как в глазах человека-тигра из моего сна…
Ну да, это ведь глаза единственного близкого мне существа — глаза Оськи! Собачка моя дорогая!
Я встряхнула головой и вспомнила весь предыдущий день, поняла, что нахожусь в странном доме, принадлежащем еще более странному человеку… То есть, может, он и неплохой, вот комнату мне сдал, денег даже брать не хотел, но я же его совсем не знаю…
И тут в глубине этого дома раздались какие-то непонятные, тревожные звуки.
Я подняла голову и прислушалась.
Возле двери лежал преданный Оська. Его глаза отсвечивали в темноте тускло-багровым светом.
