зовут Николаем. Муж безумно любит Лизу, встречает ее каждый вечер, дико ревнует ко всем и ко всему, даже к магазину, поскольку слово «магазин» тоже мужского рода — об этом Юлька узнала из первого же разговора.

Вообще-то трудно представить себе Лизу кинозвездой, и та, рассказывая о своей несбывшейся мечте, прекрасно это понимает.

— Я как тростинка была, честное слово! — говорит она, сложив молитвенно руки на своей высокой груди. — Как ивовый прутик, клянусь! Пришла в институт, все ахнули: сама тонюсенькая, а глаза большие-большие, голубые-голубые, ну, такой наив, такой типаж — умереть!

Что верно, то верно — глаза у Лизы и большие и голубые, правда, наивными они Юльке не кажутся. В них постоянно пляшут озорные бесенята, маленькие шалые чертики. Скорее всего, именно эта бродящая в Лизе потусторонняя сила заставляет ее постоянно менять свой облик, однако не играть, нет, а быть то одной, то другой Лизой, придуманной по настроению или к случаю.

Сегодня с утра Лиза воплощает в себе августейшую особу, утомленную тяжелыми драгоценностями, многочисленными балами и бесконечными дворцовыми интригами.

— Слышь, малявка! — обращается к ней затертый лысый мужичонка. — Кинь два плавленых. Поживей! Нам для дела.

И слышит царственно-удивленное, сопровождаемое гордым поворотом головы и холодным, надменным взглядом:

— Вы мне?

Наверное, в ней есть какая-то внутренняя стать. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на несчастного покупателя. Он ошарашенно молчит и, наконец, выдавливает из себя никогда не употребляемое им в подобных обстоятельствах:

— По… пожалуйста!

Клаву Юлька старается не замечать. Но не замечать человека, который находится рядом с тобой целый день, трудно. И Юльке волей-неволей приходится с Клавой разговаривать. Она старается скрыть неприязнь, не выдать своей подозрительности, и все-таки разговор выходит сухой, а отношения искусственными и натянутыми.

Юльке кажется, что и другие работники отдела не жалуют Клаву своим расположением. Но Клава в этом как будто и не нуждается. Держится особняком, всегда одна. В обеденный перерыв, когда все рассаживаются за столом в небольшой задней комнатке и начинают обмениваться припасами, она садится в сторонке на ящик и мелко грызет что-то зажатое в кулачке, уперев в стенку взгляд отсутствующий и неподвижный.

Больше, чем остальные, с Клавой общается заместительница заведующей молочным отделом Калерия Ивановна Кононова, цветущая женщина с фигурой гренадера и томным волооким взглядом. Юлька считает, что сложена она превосходно, только природа немного ошиблась в масштабах или, возможно, во времени, произведя Калерию Ивановну на свет в нашу эпоху, а не в отдаленном будущем, когда человеческая порода в результате акселерации разовьется и богатыри станут явлением обычным.

Юльке кажется, что Клава побаивается Калерию — так запросто зовут здесь заместительницу Марии Степановны. Таков принятый тут обычай: все женщины друг друга называют по имени, независимо от возраста. Впрочем, возраст у большинства из них либо средний, либо выше среднего. Молодежи почти нет, человек пять, не больше. И это на восемьдесят работающих. Не густо.

Юлька пока мало кого знает из других отделов. Зато ее теперь узнали многие. Вот как это получилось.

Позавчера в обеденный перерыв директор задумал провести производственное совещание или профсоюзное собрание — Юлька так и не поняла, что именно. Собрали всех прямо в торговом зале, поскольку ни красного уголка, ни другого подходящего для подобных целей помещения в магазине нет.

Вынесли стол, покрыли бордовой, в чернильных пятнах скатертью, поставили два стула. На них сели директор и председатель цехкома, она же заместитель заведующей гастрономическим отделом, Нина Семеновна Лобанкова. Очень серьезная, в очках.

Все остальные, недовольные, между прочим, что их оторвали от обеда, разместились кто где: стояли у прилавков или за ними, сидели на ящиках. Алексей Андреевич устроился прямо на полу, по-восточному поджав ноги.

— Мы короте́нько, — предупредил директор.

К длинному разговору обстановка и не располагала, особенно если учесть, что в витринные окна нет-нет да и заглядывали прохожие, отвлекая внимание своим любопытством.

— Значит, так, — начала Нина Семеновна, председатель цехкома, и немного покашляла. — Слово предоставляем нашему директору Виктору Егоровичу.

Директор встал со стула, одернул белый халат, обвел всех взглядом и поморщился, когда в его поле зрения попал сидящий на полу Алексей Андреевич.

— Все мы неоднократно читали и изучали материалы XXV съезда партии, — сказал Виктор Егорович. — Знаем, что в них говорится о торговле, какая роль ей отводится в десятой пятилетке. Хочу напомнить еще раз слова Леонида Ильича Брежнева, сказанные им в докладе по этому поводу. — Из одного кармана халата он достал очки и нацепил их на нос, из другого — маленькую бумажку, развернув которую стал читать: — «Огромные резервы заложены в улучшении качества и ассортимента продукции». Так… Тут дальше об обуви… Вот! «Еще острее проблема качества работы, внимания к потребителю и его запросам стоит в торговле, общественном питании, бытовом обслуживании». — Он на секунду замолк, ища нужное место, нашел, прижал строчку ногтем и возобновил чтение: — «В отраслях промышленности, производящих товары народного потребления, торговле, общественном питании, в сфере обслуживания трудится более полутора миллионов коммунистов и трех миллионов комсомольцев, а всего занято около сорока миллионов человек. Обращаясь к вам, мне хочется сказать: товарищи, от вас, от вашего труда во многом зависит и благосостояние, и настроение советских людей. Помните об этом. Работайте лучше и инициативнее, равняйтесь на передовиков. К этому призывает вас, этого ждет партия». — Директор оторвал взгляд от бумажки, спросил: — Всем понятно?

— Понятно! — ответили со всех сторон, полагая, что собрание на этом закончится. — Ясно!

— Вот и хорошо, — сказал директор. — Но мало. Нам надо не только понимать, нам надо работать на уровне требований, предъявляемых съездом к торговле. У магазина, конечно, социалистические обязательства имеются. И всего коллектива обязательства есть, и по отделам. А вот различные полезные почины, трудовые инициативы передовых торговых предприятий почему-то мы не поддерживаем. Не включаемся, так сказать. Почему?

Кто-то возразил:

— Почины — они для универсамов, не для нас.

— Универсамы — дело хорошее, — кивнул директор. — Только ведь вот какая штука: строить универсамы начали в прошлой пятилетке, в Москве их открыто несколько десятков, по всей стране около двухсот. Так что в настоящее время подавляющая масса покупателей пользуется такими магазинами, как наш, то есть обычными райпищеторговскими магазинами. А это значит, люди судят о торговле, об уровне обслуживания главным образом по тому, как работают эти самые обычные магазины. Пока еще мы и такие, как мы, определяют и лицо торговли и ее душу!

Директора внимательно слушали, а с последней его фразой возникло даже небольшое шевеление среди присутствующих, выражавшее, как решила Юлька, некоторое удовольствие от высказанной им мысли.

— Вы