позволяет. По правилам талоны выдавались передовикам производства. С этого боку к нему было не подкопаться – второй год на Доске почета красовался, в черном костюме и модном цветастом галстуке, который Галка сшила. Не помогло. Машина ушла к какой-то тетке из профкома, которая, по слухам, сразу же переоформила ее на зятя.

– Ей нужнее, – рассудил отец Галки, – они в город намылились. Тебе-то на кой? Куда на ней ездить будешь? Из одного конца деревни в другой? Даже до леспромхоза не доберешься, если погода испортится.

Тесть был прав. Он и сам понимал, что нужды в машине не было. Но хотелось. Чем наглее задвигали, тем сильнее хотелось.

И все-таки дождался. Но когда прилетел в Красноярск, обрадовали, что машины подорожали и надо отстегивать еще тысячу. При этом очень обходительно предупредили – если он не согласен, имеет полное право отказаться от машины.

Прокатился по деревне, распугал собак и поставил в ограде. Накрыл брезентовой попоной и больше месяца не выгонял. Но, возвращаясь с работы, всегда останавливался полюбоваться. Собственная машина.

* * *

Разговоры о закрытии леспромхоза тянулись долго, а закрыли быстро. Если точнее, сменили вывеску: лес как валили, так и продолжали валить, но уже силами заключенных. Из леспромхозовских оставили только тех, кто обслуживал дизельную, крановщиков и главных специалистов, остальным дали полный расчет и полную свободу. Куда податься с этой свободой, каждый искал сам, только выбор не утешал разнообразием.

На первое время нашлось место у токарного станка – спасибо армейскому другу, которого потом еще не раз придется благодарить. Но надо было что-то решать. Размеренная жизнь в деревне оживилась, но не в лучшую сторону. Мужики посадили лодки на цепи с замками. Раньше-то даже бензин в баках оставляли, чтобы утром не тратить время, а теперь тащили в стайки не только моторы, но и весла. Бабы, чтобы сходить по грибы или по ягоды, сбивались в кучки и в лесу сильно не разбредались.

Дядя Миша, не думая о крутых переменах, нечаянно оказался провидцем. Но коварные сюрпризы от кооператива выплывали один за другим. Когда подавали заявления, пришлось прилагать липовые справки, что у них нет собственного жилья: будто бы и отец, и дядя Миша продали свои дома родственникам. В деревне любую справку получить нетрудно. Выдали, выпили и забыли. И вдруг председателю колхоза позвонили из города и попросили подтвердить, проживают ли такие-то в деревне. Он даже удивился, куда, мол, они денутся! Тогда его спросили:

– А у кого они проживают, в чьих домах?

– В своих, – ляпнул председатель, не подумав.

И только после этого вспомнил, что сам подписывал справку о продаже. Понял, что их могут выкинуть из очереди, и побежал к дяде Мише. Мужики запаниковали. Открыли бутылку. Громче всех причитал председатель. Боялся выговора по партийной линии. Всех удивила Галка, самая молоденькая и неискушенная в их компании. Отобрала бутылку и четко растолковала, что делать. Приказала подниматься и шагать в контору. Рабочий день уже кончился, но ключи-то у председателя при себе. Надо найти амбарную книгу, расшнуровать ее и вставить страницы с актами о купле и продаже, помеченные нужными числами и заверенные печатями. Галка оставила Анютку на бабушкин догляд, а сама пошла с мужиками, чтобы они ничего не напутали и не оставили следов.

Отдала выпивку только после того, как вернулись домой. Понимала, что им надо отдышаться после переполоха, и сама с ними полрюмки выпила. На другой день председатель позвонил в район и доложил, что виноват, напутал. Но когда внимательно пересмотрел документы, обнаружил, что дома действительно проданы, и копии расписок в получении денег имеются. Потом рассказывал, как на него матерились, кричали, что передали очередь другим людям и вступительные взносы уже взяли.

– Ну, про взносы, допустим, они сочинили, а что новых покупателей нашли, не сомневаюсь, – закончил рассказ председатель и кивнул дяде Мише на подпол.

* * *

Посадив стариков и Галку с Анюткой в самолет, остался ждать баржу, чтобы загрузить весь домашний скарб. Вроде и не жадничал, когда сортировал, что оставить себе и что раздать знакомым, но куча получилась внушительная. Глянул на нее и задумался – как рассовать все барахло в городской квартире, где ни стайки, ни амбара, ни летней кухни. Откинул полог, укрывающий «москвича», потрепал его по крыше, словно коня по холке и, как бы отвечая на шуточки тестя, подумал, что в городе машина не застоится, хватит ей работы, и запчасти, если приспичит, найти проще.

Баржа, хоть и по течению, но ползла медленно. Фарватер лежал рядом с берегом. Привычные места не пролетали мимо, как перед окнами поезда, а тихо наплывали и стояли перед глазами. Их береговая избушка пряталась в кустарнике, но эти родные кусты были настолько знакомы, что он узнал бы их, даже если бы они переселились в другую тайгу. Ему даже показалось, что сумел высмотреть сквозь ветки угол избушки. Вспомнил, как нес туда Галку в мокром платье, как пела она в лодке: «Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал». Подумал, как добрались они до города – наказывал ей не экономить и взять в аэропорту такси, а если старики будут уговаривать ехать в автобусе, не слушать их. Как доехали? За поворотом выполз валун, рядом с которым он столько раз вытаскивал лодку на берег и уходил к базовой избушке. За валуном показался высокий пень с ободранной берестой. Когда отец первый раз взял его на серьезную охоту, береста еще оставалась.

Поселок гидростроителей увидел издалека. Ровные ряды новых духэтажных домов, еще не облепленных подсобными постройками. Его поразила безлюдность – ладно, взрослые, они не успели вернуться с работы, но где попрятались ребятишки, сколько ни вглядывался, не заметил. Смотрел на поселок – сначала наплывающий, потом отплывающий – и ничего не шевельнулось в душе. Ни горечи, ни обиды, ни зависти к людям, которые приехали на новое место, приехали с большими надеждами, что здесь им наконец-то обязательно повезет и кому-то наверняка заживется лучше.

Они приехали, а он уезжал. Никакие большие надежды ему не грезились, но и страха не было. А чего бояться – молодой, здоровый, он не сомневался, что обязательно выплывет, деваться-то все равно некуда. Успокаивал себя – а кому легко?

Поселок скрылся за очередным поворотом, и вместе с ним перестали донимать воспоминания о деревне, отпустили до времени. Вдоль берега зеленела привычная глазу тайга, но уже чужая. «Надо думать о новой жизни», – в который раз подбадривал себя. На его памяти переселились в город не меньше десятка знакомых. И прижились, прилично зарабатывают, на курорты ездят, детишек в кружки и спортивные