Шрифт:
Закладка:
Бред, но… Стоило ей вынырнуть из ночи и оказаться в ореоле света, исходящего от костра, как я вновь удивилась её неестественной для местных условий красоте. Откуда такие пышущие здоровьем волосы? Откуда такая подозрительно гладкая кожа? Такие прожилки в таких больших глазах – откуда?!
От созерцания этой картинки меня неожиданно оторвал пригнувшийся к моему уху Бум, сидящий на соседнем ящике:
– Слышал, ты у Яра узнавала по поводу Тёмного леса, – поспешно зашептал парень. – Забудь об этом. Дикая не берёт в лес новеньких.
– Почему не берёт? – в ответ зашептала я, наблюдая за тем, как охотница отбрасывает к ногам освеживальщиков – Сладкого и Парагриппа – добычу в виде трёх кроликов, пяти белок и какой-то птицы.
– Боится потерять.
Меня передёрнуло от неожиданности перед услышанным. Дикая и вдруг чего-то боится? Я готова была услышать подобные слова о ком угодно, но только не о ней.
– Чего бояться-то? – наконец зашипела в ответ я.
– Ну, может причина в том, что она уже потеряла слишком многих.
Тридцать восемь человек. Да, счёт немаленький.
– Когда же она может взять меня с собой?
– Минимум через четыре недели.
Я резко выпрямилась. Через месяц?! Я не собираюсь молча сидеть на заднице ничего не делая целый месяц! Может с другими такое и прокатило, но со мной подобное точно не пройдёт.
Заняв своё место на самом высоком ящике, прямо передо мной, Дикая впервые с момента своего прихода посмотрела на меня, и наши взгляды сразу же пересеклись.
– Ну как развалины цивилизации? Много нашла? Проводишь посмотреть?
В её глазах читалось озорство. Но только в её глазах – лицо осталось неприступно холодным для играющих внутри неё в пинг-понг эмоций.
– Ты обманула меня, – едва уловимо прищурилась в ответ я.
– Сама виновата. Ты невнимательно слушала. Тебе ведь ясно дали понять, что в этом месте нет двери с надписью “Выход”.
Она приняла из рук Абракадабры свою порцию ужина: отварной картофель с мясом куропатки.
– Я хочу быть охотницей, – не раздумывая бросила я.
– У нас уже одна есть. Так что забудь.
– Почему нет? У вас ведь двое медиков, двое освеживальщиков, двое часовых. Почему охотников не может быть двое? – Все замерли, упершись напряжёнными взглядами в Дикую, которая тем временем спокойно уплетала картофель. – Ты ведь видишь, что голодных ртов здесь много, а я ем за двоих…
– Успокойся: не сможешь съесть больше, чем у нас есть. Да и Змееед бдит над нашими запасами так ответственно, что мышь носа не подточит. Так, Змееед? – в её тоне прозвучали отчётливые ноты сарказма, но Змееед, очевидно, их не уловил.
– Да, всё посчитано, всё стоит ровно, – с порывом отозвался парень.
– Слышала? Всё посчитано, всё ровно.
Да она просто издевается. Пребывать в хорошем расположении духа после возвращения из такого мрачного места как Тёмный лес – это разве нормально?.. Я неосознанно начинала заводиться:
– Тебе ведь нужна помощь.
– Точно не от зелёных салаг, – в этот раз её тон прозвучал неожиданно резко. – Ты ещё не доказала свою боеспособность. Так что, Отмороженная, давай забывай про Тёмный лес, наслаждайся ужином и прекращай портить мне настроение. У меня и без твоих выкрутасов забот хватает. Я понятно объяснила?
– Непонятно.
– А это уже твоя проблема. У тебя целых десять человек в гидах и просветителях ходят, – она обвела всех собравшихся у костра правой рукой, – узнавай у них что хочешь, расспрашивай и доставай их, а ко мне не лезь.
– Ты явно говоришь на непонятном мне языке, – я уже просто не могла остановиться. Хотела её достать. Да, она устала, да, после явно непростого дня ей необходимо бы спокойствие и возможность нормально поесть, но я вдруг всерьёз ощутила себя капризным ребёнком, жаждущим внимания взрослого, и уже не чувствовала себя способной контролировать это.
– Выражусь яснее: ещё одно слово от тебя о Тёмном лесе – и ты не войдёшь в него до тех пор, пока в Паддоке есть я. Так понятнее?
Я скрестила руки на груди. Естественно так понятнее. Отобрать любимую погремушку, чтобы заткнуть истеричного младенца. А не начнёт ли этот младенец истерить ещё сильнее?.. Да за кого, в конце концов, эта девчонка вообще принимает меня? Я старше неё лет на десять! Выше и крепче… Подраться бы с ней в рукопашку… Наверняка ведь ушатаю.
Я ещё не выбрала один из трёх самых дерзких вариантов ответов, мгновенно всплывших в моём сознании, когда Дикая решила оборвать мне саму возможность продолжать вести этот заведомо проигранный одной из сторон бой:
– Чья очередь петь сегодня? Парагрипп?
– Нет, моя, – отозвался Дефакто, при этом поправив на носу свои большие круглые очки.
Все сразу же расселись поудобнее, и я тоже расцепила скрещенные на груди руки, и уперлась локтями в ноги. Пришла к выводу, что с этой девчонкой необходимо действовать иначе и подходить к разговору с ней нужно совсем с другого фланга. Определённо точно стоит попробовать разговор тет-а-тет, без лишних ушей. Уверена, она может быть более сговорчивой.
Прокашлявшись в кулак и сев поудобнее, Дефакто взял в руки укулеле, который накануне вечером держала в руках Дикая, и, пару раз попробовав на звучание струны, начал перебирать их. Получалось у него не так ловко, как у Тринидад, так что пока он пел, я ворочала в голове мысль о том, насколько это может считаться нормальным – то, что эта девушка и в игре на музыкальном инструменте преуспела больше остальных:
И было в этом что-то старое,
запыленное, но не забытое,
возлюбленное и усталое,
ранимое, но не убитое.
Над головами взвились знамени,
что сотворили сами мы,
когда бежали от зим к осени,
от спящих трав ко скошенным.
И небосвод горел в огне непонятом:
то ли рассвет, то ли закат. И долотом
мы выбивали своё имя
на скалах жизни, что обманчиво звались простыми.
Потом настала ночь в округе,
и вновь пошли с тобой по кругу
своих надежд, звёзд и незнаний
того, что завтра будет с нами.
И до рассвета доживали,
и днём поспешно то слагали,
что ночью снили и кривляли
на тех обрывках, что нам дали
как души, что не заживляют свои раны,
как фениксы, как истуканы…
Никто из нас не переживёт цунами,
которым мы поднимемся и станем сами.
Продолжая перебирать струны, Дефакто замолчал, а я, незаметно для всех и сама того не замечая, загипнотизированная огнём костра, продолжила до боли кусать свой кулак, в который до сих пор упиралась подбородком.
Лив не могла меня так ненавидеть! Не