— Это сердце некоего ростовщика, его звали папаша Госсе. Он скончался прошедшей ночью, — начал Николя. — Старик был неприятный, очень жадный и безжалостный к своим должникам. Его сундуки набиты золотом, но он предпочитал жить в бедном квартале и вместо того, чтоб обращаться к королевскому нотариусу, ходил ко мне, и то вечно пытался надуть с оплатой и ныл, что я его граблю. Я сам заверил его завещание и оно хранилось у меня. Когда-то его звали де Госсе, но ещё при короле Франциске он был втянут то ли в какую-то интригу, то ли в заговор, лишён милостей, заклеймён и отправлен в рудники. Вернувшись, он занялся своим грязным ремеслом, чтоб выкупить своё имение и поселиться в нём. Однако со временем сам процесс накопления золота так затянул его, что о целях он позабыл. И всё же согласно завещанию он желал быть похороненным в фамильном склепе, который находится на кладбище возле города Госсе, когда-то принадлежавшего его семье. Потому после его смерти мне, как душеприказчику, надлежало позаботиться о том, чтоб его тело было доставлено туда и захоронено рядом с прахом его славных, как я надеюсь, предков. Город этот расположен довольно далеко, и я, учитывая, что денег после него осталось более чем достаточно, решил потратиться на приличное бальзамирование. Именно при этом и обнаружилась вот эта странность, — Николя бросил взгляд на серый платок. — Хоть старика часто упрекали в том, что у него чёрное сердце, я всё-таки полагаю, что это была некая метафора, а вот это свидетельствует о том, что он вовсе не почил мирно от сердечного приступа, а был убит. Я, как стряпчий, в таком случае обязан известить об этом магистрат. Там меня направили сперва к главе полиции, потом к какому-то приставу, а тот отослал меня к господину Брешо, который и посоветовал мне обратиться к вам, поскольку вы интересуетесь подобными случаями.

Марк вопросительно взглянул на Филбертуса. Тот молча кивнул и, приоткрыв шкатулку, положил туда пятое сердце.

— Где тело ростовщика? — спросил барон.

— Пока в его доме. Похороны отложены до рассмотрения дела.

— Распорядитесь перевезти его сюда, — проговорил Филбертус.

— Для полной коллекции, — вздохнул Марк, и снова взглянул на Лепажа. — Значит, вы знали старика? Скажите, угрожал ли ему кто-нибудь?

— Очень многие! — воскликнул Николя. — Он выглядел довольно жалко, такой маленький, скрюченный с покалеченной рукой, из-за которой его и отпустили с каторги. Обозлённые и доведённые до отчаяния должники часто угрожали ему и даже пытались напасть, но при нём всегда был кто-то из его подручных верзил… Хотя, — он задумался. — А знаете, ваша светлость, одна угроза сейчас приходит мне на память. Старик сам пожаловался мне на неё, хотел подать в суд на обидчика, но, когда я сказал ему стоимость подготовки иска, передумал. Некто де Мозет, бывший придворный, задолжал ему приличную сумму, и он, вроде бы, даже отправлял к нему своих громил, как он сказал, для вразумления. Так вот, после этого должник явился к нему и в ярости заявил, что лучше потратит остатки своих средств, чтоб нанять убийцу, чем заплатит ему такие грабительские проценты, которые старик повышает по собственному усмотрению. Он кричал что-то о том, что его чёрное сердце сгорит в огне.

— Де Мозет? Кто это? — Марк обернулся к Филбертусу.

— Вы не можете его помнить, Марк, — ответил тот. — Он появился здесь после смерти короля Армана, когда вы уже покинули Сен-Марко. Безземельный провинциальный барон, довольно смазливый, но крайне неприятный, как, впрочем, и большая часть дружков виконта Монтре. Он был активным участником этой клики разряженных и злобных шутов, прикормленных Ричардом. Ещё до вашего возвращения он на чём-то погорел, какие-то махинации с торговыми пошлинами, и Монтре поспешил избавиться от него, на правах королевского фаворита изгнав его из дворца. Тогда был скандал, громкая ругань и потрясание кулаками. Это привело Ричарда в такое раздражение, что он наорал на Монтре, а тот так обиделся, что подослал к де Мозету кого-то из своих бандитов и его избили на улице палкой. С этого момента его звезда закатилась окончательно. Впрочем, жалеть здесь не о чем. Он всегда был подл, жаден и мстителен, не зря ж на его гербе красуется пара козлов, вырывающих друг у друга из копыт жалкий кленовый листок.

— Постойте! Так это его герб? Тот розовый дом на Дороге роз принадлежал ему?

— Да, а почему вы спрашиваете?

— Потому что теперь он принадлежит убиенному барону де Сансону, вернее, принадлежал, пока тот был жив. А не припомните ли, кто раскрыл ту афёру с пошлинами?

— Помилуйте, Марк! — рассмеялся Филбертус. — Я-то откуда знаю?

— Простите, друг мой, — улыбнулся тот. — Я впервые увидел хоть какую-то связь между двумя нашими жертвами.

— Что ж, вот этим и займитесь, а я пойду поболтаю с прабабкой, может, она что посоветует. Могу я пригласить вас сегодня на ужин?

— Почту за честь.

— Что ж, до встречи. После первой стражи в малой дубовой гостиной.

Маг удалился, и Марк вдруг поймал себя на том, что смотрит ему вслед с улыбкой, и рад будет увидеть его вечером снова, хотя ещё утром воспоминание о магических подвигах молодого волшебника вызывало у него нервную дрожь. Поблагодарив Лепажа за сообщение, он вызвал к себе Гаспара и ещё несколько сыщиков, чтоб отдать распоряжения. Он приказал им посетить дома жертв и тщательно и строго допросить прислугу, чтоб выяснить, передавали ли они кому-нибудь волосы, ногти или кровь хозяев. При этом если они почувствуют, что кто-то что-то скрывает, следует без промедления тащить его сюда для более строгого допроса. Также он поручил Гаспару отправить в дом к ростовщику телегу, чтоб перевезти его труп в мертвецкую.

После этого он сам отправился в казначейство и, поговорив со старшим клерком, убедился, что именно ревизор Круазен вывел де Мозета на чистую воду, установив, что тот подговорил чиновников завысить пошлины на отдельные виды товаров, ввозимых из торговых городов Лиги, а львиную долю разницы складывал себе в карман, какие-то крохи оставляя своим сообщникам. Тот так же пояснил, что король Ричард, узнав об этом, пришёл в ярость, поскольку перед войной эти города были ему нужны, как союзники, потому он отобрал у барона де Мозета всё, что тот успел получить за время службы при дворе, и не отправил его в темницу только в благодарность за какие-то особые услуги.

— Знаем мы, что это были за услуги, — проворчал Марк, выходя из казначейства, — наверняка, опасался шантажа или чего похуже.

Теперь он уже не сомневался в том, что барон де Мозет связан