– Раньше, мама, еще раньше. Я дал бабушке средство для улучшения характера. И оно ее убило. Точно так же, как Хому!

– При чем тут твой хомяк? Он был уже в таком почтенном возрасте, что просто обязан был откинуть лапы.

– Но он жил, и все с ним было в порядке, пока я не насыпал ему в кормушку той пищевой добавки! Той, что я дал бабушке! После этого он и умер!

И паренек снова зарыдал.

– Это я виноват! Я убил бабушку! Отравил старушку!

– Так! Замолчи! Немедленно заткнись! Перестань твердить, что ты кого-то убил! Хома умер от старости. И… бабушка тоже!

– Нет, это я виноват! Дал им порошок! Сначала бабушке в крем насыпал. А когда от нее шел, то Хому увидел. И решил, что там, в баночке, еще несколько крупинок осталось, ему в самый раз будет. И ему тоже насыпал. Хотел, чтобы он бодрее себя чувствовал. А сегодня утром нашел Хому мертвым! Точно так же, как сейчас нашел бабушку! Если бы я сразу понял, что Хома умер не просто так, а от этого порошка, то бабушку можно было бы еще спасти! А я не подумал! И погубил ее!

– Что-то я совсем ничего не пойму. Что за чудо-порошок ты им дал?

– Это средство из трав и минералов, смешанных в определенной пропорции. Привезено из Гималаев.

– И где ты его взял?

Что-то в голосе Катерины заставляло думать, что ответ она уже знает заранее.

– Его отсыпала мне Лиственница. Они им торгуют.

– Так я и знала! Снова эта Лиственница. От этой девчонки и ее семейки так и жди беды! Неужели ты и впрямь насыпал бабушке неизвестный порошок, который дала тебе эта девчонка? У тебя голова на плечах или дырявый котел?

– Лиственница добра хотела, – забормотал паренек. – Она узнала, что у нас бабушка стала прихварывать, и посоветовала дать ей этот порошок. Ее родители стали его употреблять, и все хвори у них словно рукой сняло!

– Боже мой! – прошептала Катерина. – Мой сын – дурак!

– Почему ты так говоришь?

– Потому что ты законченный кретин! – завопила и затопала на него ногами мать. – Идиот! Дебил! Не знаю, как тебя еще назвать! Ты что, не понимаешь, родители твоей Лиственницы – законченные наркоманы! Жрут мухоморы и поганки, встречаются где-то в неземных порталах с духами, где вместе с ними курят траву и разные смеси! Им что ни скорми, все нипочем. И ты дал какую-то дрянь, полученную из их рук, бабушке?

– Они сказали, что это ей будет очень полезно.

– Полезно?!

– Они хотели как лучше.

– Господи, дай мне силы не убить этого идиота своими руками! И ты их еще защищаешь? Сгинь от меня! Исчезни!

Валечка, опасливо косясь на разбушевавшуюся маму, просочился по стеночке и выскочил из дома.

– Сурово вы с ним!

– Если бы ты знал, как он допек меня с этой своей прошмандовкой и ее семейкой! Как ни позвонишь, он все им дифирамбы поет. Лиственница то, Лиственница сё! Родители у нее такие, родители у нее сякие, распрекрасные. А мы тут щи лаптем хлебаем, серость и убожество. Да, еще не забыть, мы же мертвечину едим!

– Кого?

– Птицу и скотину выращиваем и едим, это все мертвая еда. А кто такую ест, тот, значит, в тонкие миры проникнуть никогда не сумеет. А те, кто мухоморы жрет, те сумеют!

– Думаете, они и впрямь хотели смерти вашей бабушки?

– Не знаю! Я уже ничего не знаю! Но если они дали моему дурачку какой-то непонятный порошок, то он вполне мог… Стоп! Ужасная мысль меня только что посетила! А если этот краситель из чудо-моллюсков тоже дело рук этой семейки? Тогда вообще неизвестно, что они могли ему дать!

– Давайте позовем вашего сына и спросим его обо всем.

Валечка нашелся на улице, рыдал на крыльце так интенсивно, что текущие из глаз слезы застывали на морозе тонкой корочкой. И лицо юноши казалось в темноте блестящим, словно стеклянным.

– Горе ты мое луковое! – произнесла мать, которая оказалась женщиной отходчивой и теперь смотрела на сына без всякого гнева, а исключительно с одной лишь материнской жалостью и любовью. – Вот кто тебя не знает, может решить, что ты нарочно бабку извел, чтобы наследством разжиться. Но я-то тебя с младых ногтей знаю, выкормила и вырастила, уж знаю, что на злое дело ты не способен. Рассказывай, кто тебя надоумил порошки бабке подсыпать?

Валечка утер горькие слезы и принялся сливать информацию. Оказалось, что Катерина была недалека от истины в своих догадках относительно того, откуда взялся красивый синий краситель. Этот порошочек дали Валечке его будущие родственники, родители его невесты Лиственницы.

– Как почти родному человеку дали! Знала бы ты, мама, как дорого они его продают, ты бы сейчас нотации мне тут не читала! И ничего вредного в этом красителе нет. Люди огромные деньги готовы платить, лишь бы им разжиться.

– Ты про второй порошок рассказывай, который ты Хоме с бабушкой подсыпал.

Конечно, Катерине про синий краситель слушать было неинтересно. Кому, как не ей, было знать, что тот краситель в дело не пошел.

Зато второй порошок, по словам Вали, был вообще вещью уникальной, которую за несоразмерные деньги покупали богатые старики и старушки, желающие продлить себе молодость и вернуть былые силы и чувства.

– Наркотик, наверное.

– Натуральные травы! – возмутился Валя. – С Тибета! Я торт им посыпал.

– Весь торт! С ума сошел! Всю родню перетравить вздумал!

– Нет, на весь торт у меня порошка бы и не хватило. Там всего щепотка была. Только на один кусочек ее и хватило. Тот, что с цветочком. Его я и посыпал. Знал, что ты именно этот кусок нашей бабушке положишь. Она же юбилярша, ей и самый красивый кусок.

Вот только украшенный кусок торта положил себе в тарелку дядя Коля. И он же его слопал. Если какая-то вредная примесь имелась, то она досталась одному дяде Коле, а всем прочим достались чистые кусочки торта.

Когда они это обсудили, Катерина кинулась звонить своим родственникам. Все равно их требовалось уведомить о случившейся кончине юбилярши. Но прежде чем сообщать грустную новость, Катерина осведомлялась о здоровье родни. Очень быстро выяснилось, что все родственники живы и здоровы. Никого из них синим тортом не рвало.

– Господи, вот счастье-то какое! Прямо камень с плеч! А то думаю, сынок родную прабабку угрохал. Грех