разного рода вольных людей, трижды успешно отражали крупные военные силы турецкого правительства (с 1794 по 1799 г.), посылавшиеся из Стамбула и местных гарнизонов для усмирения мятежного феодала. Местное население, в особенности болгарское, терпело жестокие притеснения со стороны как повстанцев, так и правительственных войск. В довершение всех зол в этом крае в 1796 г. вспыхнула эпидемия чумы, унесшая значительную часть населения. Таковыми были те обстоятельства, которые преследовали Софрония почти всю его жизнь до его переселения в Валахию. Следует добавить, что деятельность Софрония в качестве сельского священника, а затем епископа имела свои особые трудности.

Греческая церковь, имевшая многовековую и высокоавторитетную византийскую традицию, стала христианской церковью, узаконенной турецкими завоевателями. Всецело зависимая от правительства империи, она, однако, сохранила свою иерархию и самоуправление, возглавлявшееся константинопольским патриархом и его синодом. Православные болгары, единоверные с греками, после падения под ударами завоевателей одной из двух болгарских столиц — Тырново (1393 г.) и уничтожения тырновской патриархии лишились собственной церкви и стали входить в духовную юрисдикцию церкви греческой. Греческое духовенство занимало все высшие и все наиболее выгодные должности церковной иерархии, и по отношению к нему положение болгарских священников было далеко не равноправным. Греческие иерархи стремились к извлечению больших доходов из болгарских епархий, относились к болгарам с презрением, вводили для болгар богослужение на греческом, а не на церковнославянском (древнеболгарском) языке. Назначение болгарина Софрония епископом было редким исключением; обычно же болгарские священники принадлежали к низшему духовенству, которое не отличалось просвещенностью и недалеко отстояло в культурном отношении от своих прихожан — крестьян, ремесленников, торговцев. Тем не менее некоторые болгарские священники стремились к сохранению болгарской религиознокультурной традиции, они переписывали церковнославянские книги, совершали богослужение на церковнославянском языке, занимались начальным обучением детей. Особенно плодотворная деятельность в этом направлении развивалась в немногочисленных существовавших в эпоху порабощения монастырях во главе с древним и знаменитым Рыльским монастырем, расположенным неподалеку от Софии.

Все эти условия — политические, национальные и духовные — сильнейшим образом воздействовали на жизнь, деятельность и личность Софрония, определяя, с одной стороны, его всегда угнетенное положение, чреватое многими невзгодами, а нередко смертельной опасностью, вселявшей в него постоянное чувство страха, а с другой стороны, пробуждая его национальное самосознание, стремление к культурно-просветительской, а затем и литературной деятельности на «нашем болгарском языке», как сам он подчеркивал.

Остановимся теперь на истории жизни Софрония, которую он описал в своем замечательном «Житии».

Софроний, епископ Врачанский, до пострижения в монахи носил полученное им при крещении имя Стойко с добавлением отчества — Владиславов, игравшего в те времена роль фамилии. Стойко родился в 1739 г.[251] и вырос в богатом селе Котел, которое пользовалось некоторыми султанскими привилегиями, имело «келейную» школу, стремившуюся насаждать «эллинское» просвещение. Отцом Стойко был зажиточный торговец скотом — прасол. В возрасте трех лет Стойко потерял мать и остался на попечении мачехи «лютой и завистливой»[252]. Болезненный от рождения мальчик с некоторым опозданием, будучи уже девяти лет, стал посещать школу, в которой «проявил большое прилежание и остроту ума». В 1750 г. умер от чумы в Стамбуле его отец, бывший там по торговым делам. Мальчика взял на воспитание его дядя, младший брат отца, не имевший детей. Через шесть лет умерли дядя и тетка Стойко, и юноша остался один.

Кредиторы дяди, умершего, как и отец Стойко, в Стамбуле, принудили неопытного юношу отправиться туда, чтобы собрать долги дяди с константинопольских мясников, с которыми он вел торговлю как прасол. Это было первое из многочисленных впоследствии странствий Стойко — Софрония, оставившее, надо полагать, весьма неприятные воспоминания от встречи там с «содомитами», столь красочно воспроизведенной им в «Житии». Собранных с мясников денег оказалось недостаточно для уплаты долгов в Котеле, и Стойко остался должен дядиным кредиторам немалую по тем временам сумму в 400 турецких грошей. К тому же во время отъезда Стойко из Котела его родственники обобрали дядин дом, обвинили племянника в утайке унаследованных вещей и добились наложения на него запрещения посещать церковь. За неуплату долга и пропажу домашних вещей по жалобе заимодавцев дяди турецкий судья приказал бить Стойко батогом по пяткам, но его спасло от наказания заступничество сельского старосты. Затем его заковали в цепи и держали взаперти три дня, пока его не выкупили родичи.

Желая поскорее избавиться от Стойко, родичи женили его, когда ему было 18 лет. Брак оказался несчастливым, так как жена Стойко была «немного горделива». Удрученный этим и истративший на покупку дома дяди все сбережения (в напрасной надежде на доходы от своего ткацкого ремесла), впавший в нужду Стойко надумал отправиться на заработки в села «Долнего поля».

Проведавшие об этом сельские старейшины и богатеи — «чорбаджии», ценившие просвещенность Стойко, хорошее знание им церковнославянского языка, уговорили его остаться в Котеле и стать священником. В 1762 г., как раз в год создания Паисием Хилендарским «Истории славеноболгарской», Стойко был рукоположен в священники. Сельские священники — невежды, возненавидевшие своего молодого собрата за его грамотность, постоянно клеветали на него шуменскому архиерею —греку Гедеону. Возненавидел его и «протосингел» архиерея, «неученый и бескнижный» грек.

В 1768 г., во время начавшейся войны между Россией и Турцией, Котелу пришлось испытать немало притеснений от проходивших через него турецких войск. Нелегко было и Стойко, писавшему своим четким почерком «постойные листы» и испытавшему недовольство турецких пашей за отведенные им квартиры.

По-видимому, в 1774 г. Стойко отправился на Афон — знаменитое средоточие разнонациональных (греческих, болгарских, сербских, русских, грузинских) православных монастырей и провел там, вероятно в Хилендарском монастыре, полгода. По возвращении с Афона шуменский архиерей сделал Стойко сборщиком церковных штрафов с христиан. Эта новая обязанность очень тяготила Стойко.

Вскоре Стойко был временно задержан с двумя другими односельчанами пашою Осман Пазара в качестве заложника за крупный долг села Котела. От пережитых душевных и физических страданий у Стойко выпали волосы на голове и возникло нервное расстройство — «стеснение сердечное». «Мнилось мне, — писал он впоследствии, — что хочет выскочить сердце мое из уст моих... Послал мне бог наказание за безумство мое, что возгордился я ради того мздоимства и взымания пени с неповинных людей».

За обращение к знахарям во время болезни Стойко был отстранен от священнического служения своим духовником всего на три года — срок, вдвое меньший, чем это полагалось по церковным правилам. Но «запрещение» было продлено шуменским архиереем — ростовщиком за неуплату ему долга и процентов сыном Стойко Иваном. Эти обстоятельства нанесли Стойко большой ущерб, лишив его в течение шести лет доходов со священнических