абсурдом. Столько лет её обучали выдержке, самообладанию, осознанности своих действий, гармоничному течению энергии внутри себя, равновесному состоянию духа, мастерскому владению телом и мечом и что в итоге? В совершенно вроде бы тривиальной ситуации она растерялась, запаниковала, убила человека и еще и позволила схватить себя. Это был просто позор.

Она шла по дороге в своем долгом путешествии на восток. Наступил вечер. Она вымоталась, устала, проголодалась и как будто бы сбилась с пути. Ей казалось, что она уже давно должна дойти до города, но всё продолжала плутать по бесконечному лесу. Увидев свет костра, она радостно свернула к нему, желая поговорить с людьми, узнать направление и может немного передохнуть. Подойдя ближе, она обнаружила трех мужчин, готовивших что-то на огне. Попросила разрешения присоединиться к ним. Мужчины были совсем не против. Сначала все шло хорошо, они сидели и разговаривали, говорила она в основном с Хэйдэлом и Канроном. Пулт почти все время молчал, бесцеремонно разглядывая её, и время от времени прикладывался к фляге. Затем Пулт подсел к ней, обнял ее за талию и начал шептать на ухо разные похабности. Его товарищи спокойно наблюдали за этим и понимающе улыбались. Она отстранилась и попросила его перестать. Тогда Пулт грубо схватил её и повалил на землю. Стал кричать, что для неё, дикарки, большая честь, если её возьмет мужчина из города, начал срывать с неё одежду. Казалось, что для лесорубов все происходящие ужасно банально и обыденно. Пулт торопливо стаскивал с себя одной рукой штаны.

Она по-настоящему запаниковала, при этом еще и мучительно сокрушаясь от мысли что ведь могла просто пройти мимо костра и ничего бы этого не было. В панике, почти рефлекторно она ударила Пулта в горло, освободилась от его хватки и начала подниматься на ноги. На помощь Пулту бросился Канрон, он попытался прижать её к земле. Пулт пришел в себя, совершенно рассвирепев и как будто бы обезумев, он орал что "выпотрошит эту суку как рыбу", но сначала трахнет. Пулт попытался схватить её за ноги, но получил болезненный удар по коленке, заорал, вытащил нож и в ярости, почти не целясь, попытался воткнуть нож в живот своей обидчицы. Канрон отпрянул в сторону, думая, что все кончено и не желая попасть под следующий удар Пулта. Она почувствовала, как обожгло низ живота, но рана оказалась не глубокой и не смертельной. Оттолкнув Пулта, она начала подниматься на ноги. Пулт схватил подвернувшийся топор и бросился на неё. Сориентировавшийся Канрон, подобрав какое-то полено, уже обходил её с боку. И тогда паника и страх окончательно завладели ею. Врагов было несколько, она не могла держать их поле зрения и кажется они уже помышляли не об изнасиловании, а об убийстве. Огромный Пулт, с воздетым топором, был уже совсем рядом. Она молниеносно вынула меч и, почти не глядя, совершенно не так как её учили, дрожа как в лихорадке, ткнула клинком куда-то в живот нападающего. Он, продолжая движение, сделал еще полшага, насаживаясь на меч и застыл, с немым удивлением уставившись на торчавшую из его пуза полоску стали. Она, совершенно позабыв о втором нападающем, тоже окаменело уставилась на расползающееся по рубахе лесоруба темное пятно вокруг её меча. Мысль о том, что она убила человека, вогнав ему в живот клинок, парализовала её своей неестественной дикостью. В этот момент тяжелое полено хорошенько приложилось к её голове и земля прыгнула к ней навстречу. Очнулась она уже обезоруженная и связанная.

Элен слушала девушку очень внимательно и пристально наблюдала за ней. Речь Минлу прерывалась злобными криками, ругательствами, проклятиями и даже свистом. Особенно негодовала вдова Пулта, его двоюродный брат и Канрон, который в рассказе кирмианки предстал уже не отважным парнем, смело бросающимся на помощь товарищу, с ножом против длинного меча, а каким-то мелким, гнусным прихвостнем насильника, свалившим несчастную девицу подлым ударом исподтишка, сзади поленом по голове. Касашу постоянно приходилось вмешиваться и призывать горожан к порядку, чтобы дать обвиняемой довести свой рассказ до конца.

После того как Минлу закончила, на неё снова полились потоки ругани и оскорблений. Её осыпали самой грязной и мерзкой бранью, ничуть не стесняясь ни судьи, ни детей, ни священника. Ей пророчествовали ужасные кары и при жизни, и после смерти, перемежаемые патетическими вопросами типа "как носит таких чудовищ земля", "как небеса еще не обрушились на голову такой злыдни", "как бог допускает рождаться на свет таким исчадиям ада" и пр. Касаш уже даже не пытался остановить эти словесные излияния, а просто терпеливо ждал, когда люди выдохнуться.

— Она сказала правду? — Тихо поинтересовался Кит.

— Да, каждое слово, — ответила девочка и посмотрела своему псу в глаза.

— Ваше вмешательство ничего не изменит, — торопливо сказал Кит по радиосвязи.

Девочка еще несколько секунд глядела на собаку, затем отвернулась.

— Итак, вы закончили? — Обратился к Минлу судебный секретарь, когда на площади установилась относительная тишина.

— Да.

— Значит вы хотите сказать, что с вашей стороны это было просто самозащитой?

— Да.

— Ну что ж, — Касаш повернулся лицом к трем судьям.

Настало время для них. Они по очереди должны были задать свои вопросы, высказать свои замечания и суждения. Первым должен был начать мэр, затем представитель церковной власти и закончит королевский судья.

Касаш с дурным предчувствием поглядел на главу города. От того можно было ожидать всего что угодно. Совершенно очевидно, что ни одной трезвой мысли, одурманенный алкоголем, мозг мэра произвести не мог.

В данный момент Орландо Гортекс блаженно подремывал. И поэтому для начала его надо было вернуть к действительности.

— Господин мэр, — осторожно позвал Касаш.

Господин мэр не реагировал.

На помощь своему помощнику пришел Мастон Лург. Сердито глядя на своего коллегу, он произвел аккуратное покашливание. Результат был прежним. В рядах зрителей прошелестели смешки. Выйдя из себя, королевский судья кашлянул с такой силой, что сидящий слева от него отец Буртус вздрогнул, вышел из своего задумчивого состояния и вопросительно посмотрел на Лурга.

С облегчением Касаш увидел, что взгляд главы города немного прояснился.

— Господин мэр, — поспешно заговорил молодой человек, — есть ли у вас какие-нибудь вопросы или замечания по рассматриваемому делу?

Орландо Гортекс приосанился и уверенным, ничуть не заплетающимся голосом с ходу произнес:

— Казнить всех троих. Всех в петлю.

Вот теперь на площади действительно наступила тишина. Горожане прекрасно знали о привычке своего мэра закладывать за воротник, но в тоже время они знали, что если надо, то он может быть суров и решителен, и без колебания приведет в исполнение любой приговор. И хотя сейчас главным был