– Ладно, коли так. Погодин – парень справный, давний мой товарищ.

И обратился к поручику:

– Деньги принес, твое благородие?

Корейша покоробила эта фамильярность, и он резко ответил:

– Не тычь мне, смерд!

Бандит хотел ответить так же грубо, но Лыков положил ему тяжелую руку на плечо и слегка надавил. Тот охнул и зашатался.

– Амфилохий, давай делом займемся. А хамить не смей! В бараний рог согну, и долго будешь разгибаться. Господин поручик, кладите деньги на стол, они их пересчитают.

Дальше дело пошло без скандалов. Корейш передал всю сумму посреднику, тот проверил – вдруг «кукла»?[27]

– Все верно. Шарап, уходим.

Фартовый со своим охранником удалились, сыщик выдохнул и кликнул полового. Он заказал две порции битков, холодной севрюжины с хреном и водки. Угостился сам, угостил и Корейша.

– Милий Милиевич, выпьем да и пойдем. Вас сегодня вечером отправят в Петербург под моим конвоем. Я доложу директору Департамента полиции, что вы помогаете выйти на след убийц. Попробуем скостить срок.

– А что мне причитается? – напряженным голосом спросил поручик.

– Это решать военно-окружному суду. Мой вам совет: не говорите никому про оплеуху от великого князя. Так вы просто поругались с ним из-за женщины и с обиды выстрелили в нее. Судьи посочувствуют. А если узнают, что вы, извините, получили по физиономии…

– То как люди военные поймут еще быстрее! Особенно временные члены из полков. И на князя ляжет позорное пятно!

– Никакого пятна на него не ляжет, зря обольщаетесь. Он двоюродный брат государя, генерал, командир гвардейского полка. Разница между вами колоссальная. А вы… вы просто станете человеком, которого били по лицу и который на это не ответил. Понимаете?

– Как же я мог ответить? – завелся Корейш. – Если разница, как вы сами сказали, колоссальная…

– Никто не станет вдаваться в подробности. Ударили? Да. Ответил? Нет. Из полка вам так и так уходить – или в тюрьму, или, если судьи сжалятся, то в ссылку. И уходить побитым значит замарать весь полк. Зачем вам это? А так никто и не узнает.

– Но вы же понимаете, Алексей Николаевич, вы же все понимаете! Именно эта оплеуха и заставила меня потерять голову. И совершить преступление.

– Понимаю, Милий Милиевич, и даже сочувствую. Хотя чтобы из-за этого выстрелить в женщину – до сих пор не укладывается в голове. Великий князь Николай Николаевич Младший поступил как свинья, зная о своей безнаказанности.

– Вот! Вот! – Корейш даже схватил сыщика за руку.

– Что «вот»?

– А то, что так же подумают и другие. Государь, прознав, накажет своего бессовестного кузена.

– Если бы так, – с горечью ответил сыщик. – Они решат дело по-семейному. А вас, как свидетеля непорядочности великого князя, законопатят в Сибирь. Вы этого хотите?

Поручик осекся, потом спросил:

– А правда, что вы камер-юнкер?

– Да. Но к чему вы спросили?

– Значит, вы все понимаете.

Лыков не мог сообразить, почему придворное звание улучшает его умственные способности, но не стал заострять на этом разговор. Ему требовалось отговорить поручика Корейша от идеи опорочить своего обидчика в суде. Однако тот настаивал:

– Вы можете, к примеру, сообщить всю историю государю.

– Государю? – опешил сыщик. – Я вижу его по большим праздникам из толпы приглашенных к августейшему выходу. Прикажете там вручить ему вашу жалобу?

Но Корейш оставался в плену своей идеи. Более того, он начал ее развивать:

– Скажите честно, кто вас подослал ко мне?

– В каком смысле?

– Ну я же вижу, как настойчиво вы хотите, чтобы я отказался от своих слов на суде. Ну, кто? Министр Двора граф Воронцов-Дашков? Отец моего обидчика, генерал-фельдмаршал Николай Николаевич Старший? Или сам государь?

Хоть плачь, хоть смейся, подумал коллежский асессор. У дурака мания величия. И как быть? Настаивая на несмываемой обиде, сумской гусар подставляет Павла Афанасьевича. Так все просто: вот-вот они поймают Затейника, разорят промысел с «гувернантками», а Корейш предстанет перед судом. Рядовое дело. Конечно, великого князя там упомянут, но мельком. Вызвать Николая Николаевича на Мойку, 96[28] не посмеют, скороговоркой зачитают его заочные показания и скомкают весь процесс. Овцы целы, волки сыты. Но если поручик начнет на суде рассказывать, как генерал-майор бил его по лицу и именно поэтому он от обиды пальнул в распутную бабу… Тут уже скандал. Обитатели высших сфер насядут на Благово, чтобы вице-директор избежал огласки некрасивых фактов. Тот, скорее всего, обратится напрямую к государю. Мол, Ваше Величество, примите к сведению, какая дрянь ваш кузен. Что прикажете делать? Александр Александрович терпеть не может своих дядьев-фельдмаршалов, что Николая, что Михаила. И намнет холку лейб-гусару, чтобы впредь не распускал руки. Их Высочество не посмеет обидеться на Его Величество и адресует свое недовольство Благово. И тому перед отставкой отравят жизнь… Которой и так осталось не очень много.

Корейш наблюдал за тем, как меняется лицо собеседника, и торжествовал. Ему казалось, что он раскрыл интригу и теперь держит всех недругов в руках.

– Повторяю: я расскажу на суде, как все было. Августейший выродок будет наказан. Не пытайтесь меня отговорить. Единственное, что может спасти его от позора, если царское семейство вообще замнет дело. Пусть повернут его по-другому! Убийца – этот ваш Затейник. Я вообще ни при чем. Готов, так и быть, уйти в годовой отпуск. А потом опять вернусь в полк. Так и скажите сановникам. Иначе газеты поднимут такой шум, такой шум… У меня есть знакомства в среде журналистов, вони обещаю много.

Подумал и добавил:

– Еще пусть повысят меня в чине! А не то…

Сыщик оборвал наглеца:

– Я хотел вам помочь, но вижу, что вы недостойны сочувствия. И такой же шантажист, как и эти… Одна амбиция на уме. Скажу так: ну и черт с вами! Делайте что хотите, пропадайте безвозвратно. Больше ни доброго слова, ни полезного совета. На выход!

События тем временем развивались. В Петербурге взяли под наблюдение тот дом на Песках, куда поручик отослал телеграмму. Получатель ее, отставной акцизный чиновник Гинзбрехт, навестил деревню Исаковку на окраине Большой Охты. Десять улиц, шесть десятков домов. Но топтуны оплошали. Посреди базарной площади к объекту наблюдения подскочила пролетка, он прыгнул в нее и был таков. Бандиты не заметили слежку, но решили на всякий случай подстраховаться. Вызнать укрытие Павки Затейника не удалось. Теперь все надежды были на Амфилохия Покаместова.

Благово снял стружку с филеров и приказал на этот раз предусмотреть все лазейки. Посредника с тысячей рублей вели из Москвы и привели в конце концов на окраину Васильевского острова, в Галерную гавань. Бандит зашел в двухэтажный дом на Канареечной улице напротив школы императорского женского патриотического общества, и остался там ночевать. Квартиру и этаж слежке выяснить не удалось, только подъезд.

Из каморки школьного привратника было установлено круглосуточное наблюдение за домом. А в участке навели справки о жильцах второй лестницы. Четыре квартиры на первом этаже снимали кожевенники с соседних Чекуш. На втором жили люди побогаче: торговец волнистым и кровельным железом, регент хора Троицкой церкви Смоленского кладбища и отставной коллежский регистратор. Звали его Карпов-Громогласов, и он вызвал особый интерес сыщиков. Отставник служил прежде кассиром на пироксилиновом заводе. Три года назад восьмипудовая касса завода была украдена, бандиты похитили около сорока тысяч рублей. Дознание так и не установило наводчиков, хотя они безусловно имелись. Коллежский регистратор попал под подозрение, и ему предложили уйти. Карпов-Громогласов выказал страшную обиду и подал в отставку. Полиция негласно наблюдала за ним первый год, потом наблюдение сняли. И вот в квартире непойманного вора поселился непойманный бандит. Он проживал по поддельному паспорту очень хорошей работы. В участке Амфилохия прописали без задёра…

Брать головореза, разыскиваемого за многочисленные убийства, поручили сыскной полиции градоначальства. Людей Путилина усилили Лыковым, а филеров подкрепили опытными топтунами Отделения по охранению общественной безопасности и порядка. Вокруг дома дежурили, постоянно сменяя друг друга, трое филеров. Во дворе школы поставили пароконный экипаж, якобы приятеля эконома в ожидании ремонта. Мышеловку