чумаки с солью и рыбою. Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою; местами только какая-нибудь расписанная ярко миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко взгроможденного на возу плетня и привлекала умиленные взгляды поклонников роскоши [Гоголь 1937–1952, 1: 112].

Именно так – с парада декораций, персонажей и костюмов – начинается не только эта повесть, но и вообще история Гоголя как русского писателя. Сходство между тем, как описывается прибытие гостей на ярмарку, и тем, как перед читателем открывается мир гоголевской прозы, совершенно не случайно. Рассказы, входящие в цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки», который стал первым существенным вкладом Гоголя в русскую литературу, переносят читателя на провинциальную ярмарку с ее солью, волами и искусно расписанными горшками – образцами народного прикладного искусства. «Сорочинская ярмарка» – это карта гоголевского коммерческого пейзажа. Ряды лавок, возы, товары – все это создает пространство, в котором будет происходить действие повести.

Хотя на момент публикации «Сорочинской ярмарки» Гоголю исполнилось всего двадцать два года, в ней уже обозначены те связи между пространством, временем и объектами материального мира, которые составят основу его зрелых произведений[56]. С помощью коммерческого пейзажа Гоголь наделяет своих читателей коллективной пространственной памятью. Сама ярмарка при этом является эфемерной, и иллюзорность этого псевдогородского пространства символизирует бренность жизни как таковой. Начиная с «Вечеров…», в которых сильно чувствуется влияние фольклорных мотивов, и далее в «Петербургских повестях» и героическом эпосе «Тарас Бульба» коммерческий пейзаж Гоголя все время изменяется: наивный и фольклорный поначалу, он постепенно становится пространством обмана и коварства, а в величайшем произведении писателя – «Мертвых душах» – метафорически показано, что товаром и предметом сделок является сама душа человека. Гоголевская ярмарка также стала общим фундаментом и литературным первоисточником для соседствующих русских, украинских и еврейских литературных традиций, возникших на территории черты оседлости.

В ранних произведениях Гоголя коммерческому пейзажу свойственны три главных мотива: театральный, этнографический и «потусторонний». Эти мотивы лежат в основе поэтики Гоголя. Рыночная площадь – это прежде всего сцена; возможно, символизирующая собой ту самую петербургскую сцену, на которой Гоголь мечтал поставить украинские пьесы своего отца[57]. Как мы видели в первой главе этой книги, рынок – это идеальное театральное пространство для площадного театра эпохи Возрождения с его масками – надетыми и сорванными. Многие из своих простонародных сюжетов Гоголь позаимствовал именно из комедий Возрождения, адаптировав их к реалиям XIX века. Более того, подобно персонажам из украинского рождественского театра (вертепа), гоголевские герои предстают перед читателем в узнаваемых архетипических амплуа. Характерный украинский фон ранних рассказов Гоголя интерпретировался исследователями и как способ сблизиться с массовым русским читателем, и как прием, позволявший ему провести черту между собой и русской аудиторией. Приверженцы универсалистской теории утверждают, что писатели-романтики, в среде которых стало модным обращаться к фольклорной традиции, часто рассуждали о существовании самобытного и единого славянского духа, носителями которого являются как русские, так и украинцы[58]. Сторонники «национальной» концепции полагают, что этнографизм Гоголя был своего рода формой скрытого сопротивления и что он таким образом с помощью культурных и политических шибболетов демонстрировал разницу между Украиной и Россией[59]. На мой взгляд, Гоголь по мере возможности адресовал свое творчество как русской, так и украинской читательской аудитории, и стереотипное противопоставление сельских украинцев и живущих в городах русских для него – это простая (а иногда и ложная) метафора пасторальной чистоты и городской скверны[60]. Если космополитичные персонажи, появляющиеся в украинских рассказах Гоголя, демонстрируют, что капитализм и идеи Просвещения проникли уже и в сельские районы Украины, то элементы украинской ярмарки, присутствующие в его петербургских повестях, выставляют напоказ хаос городской жизни и простоватость столичных жителей. Гоголь был человеком двух культур – украинской и русской, и именно этот внутренний конфликт, который сам он называл словом «двоедушие», и позволил другим писателям, принадлежащим к различным национальностям и придерживающимся совершенно разных взглядов, переосмыслить созданный им коммерческий пейзаж и использовать его в своих целях[61]. Кроме того, функционируя одновременно и в качестве театра марионеток, и в качестве места заключения коммерческих сделок, гоголевская ярмарка является пространством, полным потайных лазеек. Рынок – многонациональный и приводимый в движение деньгами и капиталом – проницаем для идей и товаров, привносимых из внешнего мира. И, подобно театральной публике, читатели Гоголя всегда помнят о существовании двух миров: созданного для них писателем вымышленного мира, в котором они, на время поверив в реальность происходящего, тоже являются участниками действия, и мира вне гоголевской «сцены». Так как «Сорочинская ярмарка» является своего рода театральным пространством, Гоголь может по желанию открывать в этом художественном повествовании потайные люки, через которые кукловод, Бог, публика или воля случая могут вмешиваться в ход событий. Эпизодически возникающие прозрачность и проницаемость данного пространства позволяют Гоголю иногда делиться с читателем своим собственным представлением о вечности[62].

Все началось в Сорочинцах

Гоголь сделал местом действия своей первой обретшей популярность повести родное село[63]. Николай Васильевич Гоголь-Яновский родился в 1809 году в Сорочинцах в семье среднего достатка, где говорили по-русски, учился в Нежине и, как и многие другие малороссийские писатели того времени, уехал строить литературную карьеру в Петербург. Когда его первый поэтический опыт – крайне неудачная романтическая идиллия «Ганц Кюхельгартен» – обернулся провалом, Гоголь отказался от псевдонима В. Алов, обратился к своим украинским корням и занялся написанием фантастических повестей, местом действия которых была Украина[64]. Еще дед писателя ради получения дворянства сменил свою фамилию Яновский на Гоголь-Яновский. После Польского восстания 1830 года фамилия Яновский, явно свидетельствовавшая о польском происхождении, могла доставить серьезные неприятности малороссийскому автору[65]. Вдали от семьи и прежних знакомств Гоголь сочинил для себя родословную, в основе которой лежали запутанные связи и украинский фольклор[66]. Решение начать «Вечера…» с ярмарки в Сорочинцах было важной частью этого мифотворческого процесса. Это произведение, в котором необычно сочетались элементы маскарада, ярмарки и театра, было с восторгом принято читателями.

В «Сорочинской ярмарке» есть два четких уровня нарративного пространства: основная история – обычный любовный сюжет, героями которого являются пройдоха и красавица, и встроенная в эту историю новелла о черте и его красной свитке. Как и во многих других повестях «Вечеров…», это сказочное метадиегетическое повествование проникает в основной нарратив и влияет на его исход. Коммерческий пейзаж «Сорочинской ярмарки», включающий в себя корчму, возы с товарами, пасторальный ландшафт и атмосферу постоянного торга в целом, определяет развитие обеих этих историй и их исход.