Шрифт:
Закладка:
— Go into details, — произносит Эдик.
— «Вдаваться в подробности…» — на автомате перевожу я.
— Deal!
— «Замëтано»!
— Ясь, ну? — закатывает глаза. — Ты ж не с райончика. Нахваталась уже что ли?
— «Договорились», — вздыхаю я.
— Not a bit.
— «Нихрена подобного».
— Ясь…
— Ты чего такой душный, а? — с тоской смотрю на него.
Подтягиваюсь, растрепываю его идеальную укладку. Эта метросексуальная копна на бок с выбритым пробором, вдруг, категорически перестаёт мне нравиться.
— Давай покороче, сделаем?
— Нет. Не отвлекайся, — зачесывает пальцами как было. — Давай заниматься.
Сжимаю его щеки, делая губы рыбкой. И нажимаю несколько раз.
— «Заниматься…» — кривляясь, озвучиваю говорящую рыбку.
— Да, Яся! — психуя, уворачивается.
Встаю с ногами на постель и начинаю равномерно подпрыгивать.
— На-до-е-ло! — чеканю я. — Хо-чу сек-са!
Кровать стучит ритмично спинкой в стену братцу.
В ответ раздражённый удар кулаком с той стороны.
Ммм! Бесит тебя?!
Продолжаю ритмично прыгать.
— Аа… Ааа! Ааа!! Да-да-да!! Оу! Ааа…
Эдик смотрит на меня как на ëбнутую. В целом, я не отрицаю. Есть немного!
Гад ещё раз припечатывает в стену громче.
В эту игру можно играть вдвоём, «Ванечка»! Это тебе за Лерку.
Мстительно ухмыляясь, падаю на кровать. Нечаянно цепляю статуэтки на полке, взмахом руки. Они сыпятся на меня сверху, с визгом прикрываю лицо.
И закатываюсь в истерике от смеха, пытаясь представить, как мои вопли и визги можно сынтерпретировать «с той стороны». Адекватно — с трудом!
Поднимаю бёдра, стягиваю штаны, оставаясь в белых трусиках и таких же носочках.
— Ясь… У меня нет с собой контрацептивов.
Да, иди к чертям, не хочу я тебя!
Зло швыряю скомканными штанами в Эдика.
— У Ивана попроси, у него наверняка по всем карманам.
— Яся, ты в себе? — встаёт Эдик.
— Нет, — удовлетворённо выдыхаю я, облизывая губы. — А хочешь я попрошу?!
Срываюсь с кровати, вылетаю на балкон. И мы неожиданно сталкиваемся, врезаясь друг в друга.
В глазах у гада искры, ноздри опасно подрагивают. Меня сминает его эмоцией.
Моя бравада как волна даёт заднюю. Ну слабо мне, да, у парня презерватив попросить!
Тем более — у него.
Нервно кусаю губы, не зная куда деть глаза. Стонала там, как дура озабоченная…
Вытаскиваю прикуренную сигарету из пальцев Ивана. Делаю затяжку, возвращаю.
Не моргая, сверлит меня тяжёлым взглядом.
Выдыхаю ему в лицо, как он мне тогда, и как самолёт на вираже, разворачиваюсь и вжжж… — залетаю обратно к себе в комнату.
— Тебе пора, Эдик.
— Ты обиделась? — с недоумением.
— Да Боже меня упаси обижаться на недееспособных!
— Ты знаешь, что это не так! — тихо взрывается Эдик. — И если я не безрассудный и не зацикленный на этом, то это не значит, что…
— Пошёл вон!
— Проблемы у тебя, а не у меня, ясно?
— Get out!
— Я жду извинений, вообще-то.
— Подожди их дома.
Заворачиваюсь гусеничкой в покрывало. Закрываю глаза.
И в моих фантазиях только гад. Я вижу, как напрягается его пресс, как он двигал бы бёдрами, если бы был во мне.
И меня тянет как кошку, по шее мурашки. Трусь щекой о подушку.
Фантазирую, как распахиваются его губы, порхают ресницы, когда он кончает.
— Ооо… — тону в предоргазменном ощущении.
Убейте меня!
Слышу его гитару с балкона.
— «А давай с тобой сыграем в прятки… И я тебя искать нe буду… — с надрывом. — Я найду себе намного лучше. Я найду себе совсем другую!!».
И в груди у меня горит, царапает.
Он играет дальше молча, игнорируя слова песни. А может, просто поёт их тише?
— «Какие тёлки?.. Одни морозы… Какие розы? Шипы да занозы… Я найду себе совсем другую…»
Вспоминаю, как он стебался над Леркой своими душевными текстами.
Издевается! Сволочь…
Наблюдаю с балкона, как вежливо пообщавшись с Алексеем Михайловичем Эдичка наконец-то сваливает.
Оставляю гитару. Не поется мне… Дыхание не слушается.
— Иван? — выходит в вечернем платье Ольга Валерьевна.
Красивая, при полном параде.
— Выглядите — супер! — показываю ей большой палец.
— Ооу… — прижимает руку к груди. — Спасибо, Ванечка!
— Мы — в театр, — подает ей руку Алексей Михайлович. — Не ссорьтесь, пожалуйста. И никуда не выходите.
Киваю.
Маюсь дома. Меня очень вежливо, но настойчиво попросили соблюдать домашний арест. Я не обещал. Но согласился без большой необходимости не высовываться. И вроде как необходимости нет… Но, блять, хреновенько мне.
Ну вот дура дурой же! Бесятина неадекватная… Но цепляет!
Внутри горит всё белым пламенем. И хочется просто без всяких разговоров подойти и всечь ее Эдичке. Гольфист рафинированный. Вспоминаю, как обламывался подать свою стерилизованную ручку. Ну вот хер я поверю, что с таким ты, Царевна, так башню теряешь, чтобы верещать на весь дом. Издевалась, да?
Открываю его аккаунт. Перспективный какой… Фотки управления самолетом… Сорренто с родителями… Фотки «верховая езда»… Лондон с родителями… Фотки «дипломатическая академия»… В репостах Кембриджский колледж… Эмираты с родителями… Фотки «свидание с Ярославной» на воздушном шаре. Все все до одной постановочные! Я даже узнаю на некоторых «руку» фотографа, который мурыжил нас с Царевной.
«Предложение Ярославне» — цветы, колечко, поцелуи, сердечки, улыбки… Да ла-а-адно?!
Швыряю телефон на кровать. Такая и жизнь у тебя будет, Царевна, роскошная, но постановочная. Вперед! Так тебе и надо!
Дура!!
Кручусь на кровати. Прижимаю ладонь к стене. Кожа колет и пылает, словно это и не стена вовсе, а спина…
Не спится. Ухожу на турнички. Надо тренироваться, турнир на носу…
Языки у него… Вбиваю в грушу свои эмоции.
Какое тебе дело, Яшин? Какое? Какое? Какое? — луплю методично кулаками.