Шрифт:
Закладка:
В Европу я действительно приезжал с тех пор раз двадцать, не меньше — по делам и как турист, в города и на природу, на выходные или в отпуск. Но первое впечатление новизны и свежести так и не повторилось. У меня появлялись деньги, путешествия становились комфортнее, но в то же время однообразнее. Бизнес-класс с пластиковыми улыбками стюардесс, такси, отели. Двадцатый готический собор неотличим от предыдущих девятнадцати, руины замков красочнее смотрятся на открытках, в музеях не столько проникаешься великими произведениями искусства, сколько уворачиваешься от толп китайских туристов. Городская среда тоже теперь не поражает воображение — стараниями урбанистов в Москве она уже почти такая же. Пока мы с Катькой были вместе, поездки хотя бы давали возможность отдохнуть от бытовой рутины, и мы гораздо меньше ссорились по ерунде. После развода я поначалу думал, что в путешествиях смогу развеяться, но вдали от дома только острее ощущал одиночество.
— Не раскисай, — сказал Вадим, распаковывая чемодан. — Я покажу тебе такой Рим, какого ты еще не видел.
Я бы, конечно, предпочел, чтобы мы забронировали по отдельному номеру, но для Вадима это выходило дороговато. Его зарплата лишь на треть меньше моей, а бонусы иной раз набегают и побольше. Но у Вадима четверо детей от трех разных женщин — две в Кемерово и одна почему-то в Омске; и он не из тех горе-папаш, кто просит зарплату в конверте, чтобы сэкономить на алиментах. Со всеми своими дамами и детьми Вадим поддерживал прекрасные отношения. И хотя кроме работы в «Нативе» он крутил еще два-три собственных бизнеса, на себе ему приходилось экономить.
Вадим распахнул чемодан, набитый скомканной как попало одеждой — аккуратностью он никогда не отличался. Вытаскивая рубашку, он разворошил этот хаос. На ковролин выпал пластиковый пакет из аптеки, оттуда выкатились два… нет, три пузырька. Таблетки? Разве Вадька от чего-то лечится? Или опять антидепрессанты? Он же говорил, что завязал с этой дрянью… Подбирая закатившийся за тумбочку флакон, я прочел название: «Физика».
— Вадь, ты… у тебя все еще… — начал было я, протягивая ему пузырек.
— Что?
Он резко дернулся, и я быстро сменил тему:
— Ты в душ пойдешь?
Вадим перевел дыхание и поспешно запихнул флакончики в недра чемодана.
— В душ, в душ, немедленно в душ! — проскандировал он несколько бодрее обычного. — А потом сразу гулять.
Я глянул на экран мобильника:
— Может, с утреца? Уже почти семь…
— Что, «Спокойной ночи, малыши» пропустить боишься? — Вадим осклабился. Ведет себя как обычно, вроде бы ничего особенного… — В Трастевере ночью — самый вайб. На диване и дома поваляться можно. Нас ждет вечный город, амиго!
* * *
Вадим не повел меня ни к пафосному огрызку Колизея, ни к руинам Форума, ни на открыточную площадь Виктора, кем бы он ни был, Эммануила. Мы зашли всего в одну церковь — довольно невзрачную, ничем не примечательную снаружи и, на первый взгляд, внутри. Но Вадим уверенно провел меня к арке в боковой стене, где щербатая лестница вела в подвал — во вторую церковь, подземную, ужасно древнюю. Десяток туристов фотографировал облупившиеся фрески.
— Это не всё, — прошептал Вадим; отчего-то тут никто не говорил в голос.
По неприметной лесенке мы спустились на уровень ниже. Там была еще одна церковь, совсем крохотная.
— Тайное святилище бога Митры, — объявил Вадим гордо, будто построил его сам.
Где-то за стеной бежала вода. Мы присели на каменные ступени вокруг разрушенного алтаря. Здесь не было никого, кроме нас.
— Неплохо, — сказал я. — Сколько раз ходил мимо, а и не знал, что здесь такое. Этот Митра — он бог чего?
— Дружбы. Способности людей договариваться. Солнца… Легионеры почитали его тайно, уже после того, как христианство повыпиливало языческие культы.
Когда мы вышли на улицу, сгустились сумерки. За Форумом мы перешли Тибр по каменному пешеходному мосту и углубились в переплетенье извилистых улочек.
— Трастевере, — Вадим явно наслаждался ролью чичероне. — Собственно, «район за Тибром». У римлян тут были выселки для всякого быдла… они говорили, для плебса. Сейчас тут средневековая застройка.
Мы гуляли по мощеным булыжником улицам. Живописно обшарпанные дома и правда стояли здесь, наверно, с самого средневековья. Буйный плющ увивал фасады — похоже, тут с ним скорее боролись по мере сил, чем высаживали в декоративных целях. По позднему времени туристов было немного, не приходилось больше проталкиваться через толпы галдящих китайцев. Встречались в основном местные, с детьми и пакетами из супермаркетов. Люди здесь жили запросто, словно в московских девятиэтажках.
Ужинать сели в крохотном ресторане без вывески, за покрытый выцветшей клетчатой скатертью стол. Меню не было, толстая старуха просто принесла нам спагетти с красным соусом, свиную вырезку и салат. От домашнего вина мы отказались, взяли газировку из холодильника.
Пока Вадим выходил в туалет, я ввел в поиск названия лекарств, выпавших из его чемодана. Действительно, антидепрессанты, и очень серьезные; вообще-то их полагалось принимать только в стационаре.
— Очень вкусно, — искренне сказал я, когда Вадим вернулся за стол. — Как ты нашел этот кабак? По рекомендациям?
— Просто отследил, где местные тусят. Тут если повар кого отравит, его в Тибре утопят. А то у меня кореш один работал в ресторане: крахмальные скатерти, официанты в смокингах, все на понтах — а лобстеры всякие по полгода в морозилке валяются. И бутылки из-под дорогого бухла там не выкидывали, подавали в них угашенным клиентам какой-то шмурдяк. Тебе воды еще взять?
Я кивнул. Вадим пошел к холодильнику с газировкой. Я отодвинул недоеденный салат и перешел к свинине. Однако горазды макаронники пожрать на ночь глядя! Пасту у них считают только первым блюдом.
— Как твои каналы? — спросил я Вадима.
Одной из халтурок Вадима в последнее время были каналы в популярном мессенджере. Люди подписывались, чтобы смотреть картинки с короткими историями под ними — юмористические, пикантные, ностальгические. В последнее время особенным спросом пользовались бытовые фотографии позднего СССР. Цель владельца канала — собрать побольше подписчиков, чтобы дороже продавать рекламу.
— Такое… — Вадим махнул рукой. — Сейчас любое школоло может бота настроить на сбор контента. И пипл хавает, так что платить редакторам уже нет смысла… Мы в тридцатке топовых каналов пока, но это, считай, ни о чем, поколение Зет нас теснит со страшной силой… Так что буду держаться родного «Натива», никуда не денусь с подводной лодки.
— Вадь… — я отложил нож и вилку. Мясо в меня уже не лезло, хоть и было превосходно приготовлено. — Может, тебе отпуск взять?
— Да куда, осенью уже отгулял две недели. Каннибаловна домоталась, требования законодательства какие-то, чуть не силой выгнала…
— Я имею в виду, взять полный отпуск, на пару месяцев хотя бы… ну, здоровье… — я напоролся на взгляд Вадима и осекся.
— Все у меня нормально со здоровьем, — ответил Вадим. Он улыбался, но жестяная банка, из которой он наливал в стакан газировку, смялась в его руке. — Или ты хочешь сказать, что я не вывожу?
В этот момент идея, которая давно во мне зрела, оформилась в четкое намерение.
— Ты-то? Да ты вывозишь как боженька! — я поднял раскрытые ладони. — Я без тебя как без рук, без ног и без башки разом! Да что там я — вся наша богадельня! Я почему хочу, чтобы ты отдохнул, пока есть возможность… Как ты смотришь, чтобы самому стать господином генеральным директором? Я таки все. Караул устал. Осточертело, пашу как краб на галерах…
— А Дазуров тебя отпустит?
— Я ему что, крепостной? — я хохотнул с нервозностью, которая самому не понравилась. — Не все же руководство будет уходить, я один. Переходный период мы одолели, да немцы, надо сказать, особо в нашу кухню и не лезли. И потом, я же не на произвол судьбы «Натив» брошу. На тебя хозяйство оставлю. Дазуров возражать не станет, он говорил сто раз, что посторонние в нашем менеджменте никому не сдались. Ты, главное, сам-то как насчет этого, Вадь? Не прямо сейчас — через полгодика, примешь дела спокойно… ну и там, себя в порядок приведешь как раз.
— Ну не знаю, амиго, — Вадим запустил пятерню в дреды, в этом месяце они были фиолетовые и оранжевые. — Можно так-то… А не выйдет, что я тебя, ну вроде как… подсидел? Точно хочешь вот прямо совсем уйти? Пять лет нашей
