Сердце болезненно сжалось; я ощутила, что нетвердо держусь на ногах, и оперлась о подоконник.

Телефон Крейга снова пробудился – на этот раз запищал. Он взглянул на экран.

– Мне пора идти. Нужно кое-кого встретить. Хорошо бы не заблудиться, а то хозяева, похоже, экономят на уличном освещении!

Надо было молчать. И без того я выставила себя дурой. Но так уж я устроена: если начала позориться – не остановлюсь, пока не долечу до самого дна.

– Да осветит вам дорогу свет Эарендила!

Крейг смерил меня взглядом, очень хорошо мне знакомым. Сколько раз в жизни, у самых разных людей, я встречала такой взгляд! Мне хотелось себя пнуть, и посильнее; но даже сейчас я не смогла заткнуться.

– Ну, знаете, это свет, который продолжает светить во тьме, когда иссякают все иные источники…

Но он уже шел прочь, бросив через плечо «пока». М-да… вот и потанцевали. Когда я наконец научусь не грузить «Властелином колец» людей, которые понятия не имеют, что это такое?

В нескольких моих воображаемых сценариях оказывалось, что Крейг любит фильмы Джексона так же сильно, как я. По крайней мере, я надеялась, что он хотя бы их смотрел!

Однако все пошло не так. И теперь я стояла, дрожа от холода, пробирающегося под тонкое платье, и пыталась понять, что же делать дальше.

Прошло несколько минут, а я ничего не придумала – и наконец решила вернуться в зал. Когда я вошла, кто-то стучал по микрофону диджея, требуя тишины. Это оказался Крейг.

А рядом с ним девушка с такой внешностью, словно ее нарисовал подросток на пике полового созревания: само совершенство! Ослепительная блондинка; грудь, бедра, сияющая кожа, белоснежные зубы – все при ней.

Крейг обнимал ее за плечи. Вдвоем они смотрелись как Кен и Барби.

Сердце у меня ухнуло куда-то в район коленей.

– Прошу прощения! – громко объявил Крейг. – Минуточку внимания!

Гул голосов постепенно затих.

– Благодарю вас! Много времени не займу. Поскольку обе наши семьи здесь и служащие нашей компании для меня как вторая семья, просто хочу, чтобы все знали: я попросил Лейтон стать моей женой, и она ответила «да»!

Весь зал взорвался приветственными криками и аплодисментами. Я стояла, словно приросла к земле.

Крейг обручен.

Обручен.

Мимо прошла все та же официантка, теперь с целой открытой бутылкой шампанского.

– Можно мне? – попросила я.

Она взглянула на меня с состраданием и протянула шампанское. Я бросилась вон из зала в ближайший туалет, там плюхнулась на пол у дальней стены и сделала большой глоток прямо из бутылки.

Крейг обручен! Я опоздала. Ну не смешно ли? Приперлась, как дура, в этом идиотском платье – вообразила, что, увидев меня, он тут же падет к моим ногам и дальше мы будем жить долго и счастливо…

Тут брызнули слезы – и я немедленно обнаружила, что тушь у Каталины вовсе не водостойкая. Не слезостойкая, во всяком случае. Хотя, наверное, Каталина не предполагала, что пользовательница попытается вывести всю жидкость из организма через слезные железы. Надо будет завтра ей сказать, чтобы увеличила долю диметикон-кополиола – тогда тушь станет более устойчивой к воздействию влаги…

Вот только с Каталиной я завтра не увижусь.

Я сняла очки, положила их на колени и разревелась от души. Рыдала и отхлебывала из бутылки, отхлебывала и рыдала, пока не осознала, что напилась вдрызг.

Еще один пункт в длинном списке сегодняшних дурацких поступков. Как я теперь попаду домой? Вызывать такси мне не по карману. Попробовала набрать Каталину – но что-то случилось с телефоном, никак не удавалось попасть по нужным клавишам. О том, чтобы позвонить бабушке и дедушке, не могло быть и речи.

Тут открылась дверь, и надо мной послышался мужской голос:

– С вами все в порядке?

Что за тупой вопрос!

– А к-как вы думаете? – всхлипнула я.

Наступило молчание. Собеседника я не видела: все поле зрения заволакивали слезы пополам с тушью, да к тому же я была без очков.

– А вы в курсе, что сидите в мужском туалете? – поинтересовался он наконец.

– Что? Это мужской?

– Писсуары вас ни на какие мысли не наводят?

Не видела я никаких писсуаров! Ничего не видела и не замечала, кроме того, что любовь всей моей жизни женится на другой.

– Не видела писсуаров. Я вообще п-пьяная, – грустно сообщила я.

– Это я заметил. Лишний бокал?

– Не-а. Лишняя б-бутылка.

Он помолчал немного, потом спросил:

– Хотите, дверь посторожу?

– П-посторожите дверь? – переспросила я, отчаянно стараясь проморгаться. – З-зачем? Она не убежит.

Снова короткое молчание.

– Могу постоять у дверей и последить, чтобы никто сюда не заходил. Чтобы вы могли спокойно… спокойно поплакать.

– Я не хочу оставаться одна! – всхлипнула я.

И вдруг поняла, что это правда. Обычно предпочитаю уединение, но только не сейчас. Позвонить Каталине не выходит: не могу набрать номер; да и что она ответит? «Я же тебе говорила!» – и так двадцать раз. Бабуля скажет, что я ее разочаровываю и что нельзя жить ради мужчин (хотя я и не живу ради мужчин). А дедуля протянет мне Джоди Хвостер и скажет: «Взгляни, какая красотка! Какие перышки! Ну же, погладь ее!» – только это не поможет.

– Выходит, совсем не с кем поделиться? – негромко спросил он.

Так я поняла, что все это выпалила вслух, а не подумала про себя, как собиралась.

– Н-не с кем. Они все меня любят, но… мне просто надо рассказать кому-нибудь, кто не станет осуждать ни его, ни меня.

Еще одна пауза.

– Говорят, изливать душу лучше всего незнакомцам. Может, поделитесь со мной?

– П-присаживайтесь, – любезно пригласила я, похлопав по кафельной плитке рядом с собой.

И тут же отдернула руку и в ужасе уставилась на свою ладонь. Господи, это же общественный туалет! Когда доберусь до дома, платье придется сжечь.

Вместо того чтобы сесть рядом, он открыл дверь в ближайшую кабинку, что-то оттуда взял – и секунду спустя вложил мне в руку рулон туалетной бумаги. Я несколько раз высморкалась, потом принялась стирать остатки туши, представляя себе, как кошмарно сейчас выгляжу.

Он сел на пол рядом со мной; тут я заметила, что от него пахнет… хорошо пахнет.

Только сейчас мне пришло в голову: а кто он, собственно, такой? Хорошо бы какой-нибудь добрый старенький дедушка! «Пусть тебе будет шестьдесят, пожалуйста, пусть тебе будет шестьдесят!» – мысленно взмолилась я, продолжая вытирать тушь.

Наконец я проморгалась и надела очки. Сфокусировать взгляд удалось не сразу… Нет! Этому незнакомцу точно не шестьдесят. Все намного, намного хуже: он