Шрифт:
Закладка:
В Коппертауне произошла авария на металлоформовочном заводе, но, по счастливому стечению обстоятельств, обошлось без жертв. Четырех рабочих ошпарило, еще двое находятся в госпитале с переломами. Это уже шестая авария на заводе в этом году. Во время предыдущей, как помнят читатели, погибло пять человек, преимущественно из полинезийских рабочих.
Жеймс Тумм, которого репортеры окрестили Жеймс-Семь-Пуль, совершивший дерзкое ограбление Второго Тихоокеанского банка в Айронглоу неделю назад, до сих пор не предстал перед правосудием. Последний его налет, как и все предыдущие, повлек значительные человеческие жертвы. Действуя в своей обычной манере – с невероятной наглостью и презрением к закону, – Жеймс-Семь-Пуль проник в помещение банка и наставил на клерка револьвер. Он потребовал выдать ему всю содержащуюся в банке наличность, а также векселя на предъявителя и прочие ценные бумаги, находящиеся в залоге. Несмотря на то что его требование было безоговорочно выполнено, грабитель, получив деньги, без всякой на то причины пустил в ход оружие. Следствием этого стало трое погибших: банковский клерк, его помощница и случайный прохожий. Налетчику с деньгами удалось в воцарившейся суматохе скрыться.
В Германии после нескольких задержек пущен Канал кайзера Вильгельма[20], который несомненно станет одним из крупнейших судоходных каналов Европы. Его длина составляет почти сто километров (шестьдесят с лишним миль), работы по его созданию велись восемь лет.
Герти уже перешел к следующей новости о проводимой в следующую субботу общественной ярмарке, вся выручка от которой будет направлена в пользу детского приюта, когда газета самым непочтительным образом оказалась вырвана у него из рук.
– Сэр! Сэр!
Увлекшись чтением, Герти не заметил, как парокеб сбавил на углу скорость, готовясь повернуть. Воспользовавшись этим, какой-то мужчина вскочил на подножку и грязной рукой схватил Герти за лацкан сюртука.
– Ради всего на свете, сэр! Монетку!
Разило от него невероятно, хуже, чем от помойного ведра. Судя по замызганной одежде, ночевал этот джентльмен на улице, и не одну ночь. Мало того, и лицо у него было отталкивающее. Грязное, гримасничающее, вдобавок покрытое частыми черными точками и немного раздутое. Уж не оспа ли это? Герти инстинктивно сжался, пытаясь отстраниться от наглого попрошайки. Ужасное лицо оказалось возле его собственного. Настолько близко, что Герти ощутил еще один запах, прежде скрытый помойными наслоениями: сладковатый, знакомый и какой-то неуместный. Что-то вроде того запаха, что издает жир, капающий с мяса на уголья. Можно было подумать, что бродяга спал в обнимку с копченым окороком…
– Отстаньте от меня! – отчаянно воскликнул Герти, тщетно пытаясь вжаться в сиденье. – Отстаньте, слышите?
Он попытался оторвать чужую руку от своего сюртука, схватив бродягу за запястье, и поразился тому, как она горяча. У здорового человека никогда не бывает такого жара. Судя по всему, лихорадка, а то и что-то пострашнее. Удивительно, как этот человек вообще сохраняет способность передвигаться, а не мается в бреду!
– Монетку, сэр! Один медный пенни! Кхэ-э-э-х…
Бродяга хотел сказать что-то еще, даже распахнул грязный, с черными губами, рот, но тут его скрутил спазм. Он хрипло и лающе закашлялся, и Герти с ужасом заметил, как из распахнутого рта бродяги с каждым приступом кашля вылетают облачка крохотных черных снежинок, мельчайшая черная пыль. Герти растерянно заморгал. Померещилось ему, что ли? Но нет, черная взвесь, пусть и едва заметная, парила в воздухе перед его собственным носом. Этот попрошайка что, от голода грызет уголь?.. Или это проявление какого-то серьезного и опасного заболевания? Тропическая форма туберкулеза?..
Кебмен резко потянул рычаг, и локомобиль, отрыгнув дымом, ускорился. Не ожидавший этого бродяга, все еще кашляя, скатился на мостовую. Где и остался сидеть, сотрясаемый бесконечными спазмами. Герти даже пожалел, что не дал ему пару пенсов. Он попытался разгладить помятый отворот сюртука и обнаружил, что сладковатый запах паленого жира успел въесться в ткань. Как только он доложится в канцелярии и обретет крышу над головой, надо будет немедленно вымыться с антисептическим мылом…
– Не беспокойтесь, скоро выедем из Клифа, – сказал через плечо кебмен. – Там этой публики поменьше.
– Ерунда, – сказал Герти, стоически улыбнувшись. – Меня это ничуть не беспокоит.
И, кажется, солгал. Беспокойство, причины которого он не понимал и не мог нащупать, уже свернулось где-то в уголке его души, точно драный бродячий кот, самовольно устроившийся в гостиной.
* * *
Постепенно Герти и сам стал замечать, что портовый район потихоньку выпускает их из своих владений. Дома по сторонам улицы делались не то чтобы богаче, но, по крайней мере, аккуратнее и чище. Пропали с тротуаров вяло копошащиеся пьяницы, а дети уже не напоминали шныряющих по помойке бродячих котов. И подворотни более не казались распахнутыми гнилыми ртами. Герти поклялся, что больше никогда без насущной необходимости не сунется в Клиф. Пусть бульварные писаки с придыханием расписывают романтику портовых пабов, суровую мудрость здешних обитателей и особый уклад жизни, воспитанному джентльмену крайне опрометчиво появляться в подобных местах.
Движение в этой части города было не в пример оживленнее. Транспортные средства еще не теснили друг друга, как в Лондоне, но все же составляли заметное большинство на дороге, безжалостно оттесняя к обочинам вяло плетущиеся ландо и гужевые кебы. К разочарованию Герти, почти все здешние автомобили были на паровом ходу, отчего улицы казались затянуты легким колышущимся туманцем. Лишь изредка встречались «Бенцы» и «Роже», легко заметные по сизому бензиновому выхлопу и тарахтению, а кое-где попадались даже и американские «Олдсмобили». Судя по всему, Новый Бангор лишь вступал в эпоху автомобильного транспорта – только этим можно было объяснить такое обилие устаревших и даже допотопных моделей, использующих уголь. Это несколько разочаровало Герти. Удивительно, что город, в котором действуют фабрики по выпуску столь сложных автоматонов, с таким упорством цепляется за пережитки прошлого!
В потоке локомобилей все чаще стали встречаться другие кебы, возницы которых, кажется, все знали друг друга в лицо. Даже говорили они на общем наречии, отрывистом и сумбурном, похожем на диалект какого-нибудь племени Полинезии. Может, кебмены и в самом деле составляют в городе обособленное племя, со своими устоями, законами и традициями? Герти улыбнулся этой мысли.
Не замечая