– Пожалуйста, кланяйтесь от меня герцогине! Ее шерстка особенно хорошо смотрится при лунном свете. Если понадоблюсь, я буду на борту своей яхты. И помните, что чернила для лиц высшего духовного клира надо подавать охлажденными, с долькой выжатого лимона!

По-кавалерийски лихо развернувшись на пятках, автоматон скрылся в парикмахерской, откуда секундой позже раздался грохот, смешанный со звоном битого стекла. Парикмахер лишь всплеснул руками и страдальчески скривился.

– А вы еще спрашиваете, сэр, отчего их нет в Лондоне. Известно отчего… Впрочем, виноват, вы, кажется, собирались постричься? Проходите, за десять минут обстряпаю вас в лучшем виде.

Герти достал часы. Они показывали четверть второго. Времени было упущено уйма.

– Ах, извините, я ужасно тороплюсь. Но в следующий раз непременно. Будьте добры, подскажите мне, где можно разыскать кеб.

– Кеб? Вниз по Моттли-стрит двести ярдов, сэр. Они обычно там дежурят.

– Спасибо, очень вам признателен.

Герти продолжил путь, не глядя по сторонам. Новая мысль, родившаяся только что, заняла весь объем головы и теперь крутилась там, как дырявая бобина на валике. Поразительно, что ученые добились подобных успехов, и все это при полном молчании газетчиков! И он-то еще считал себя хорошо осведомленным о последних мировых технических открытиях! Уму непостижимо…

И ладно бы подобные автоматоны родились в недрах Королевского научного общества, так ведь нет. Где-то на краю света, посреди Тихого океана, в окружении полинезийских джунглей, на крошечном форпосте Англии уже установлены две фабрики! Вот уже и тема для разгромного газетного очерка, подумалось Герти, клеймящего медлительных, пресытившихся славой ученых метрополии. А он еще удивлялся метрополитену!..

* * *

Увлеченный собственными мыслями, Герти пролетел двести ярдов, не чувствуя под собой ног, за каких-нибудь три минуты. И только уткнувшись носом в стоянку кебов, вспомнил, что заставило его тронуться в путь.

Кебы оказались громоздкими паровыми аппаратами, на взгляд Герти, весьма анахроничными, что-то среднее между паровым катком и бензиновым автомобилем. Похожие на больших ленивых бегемотов, они льнули друг к другу грязно-желтыми тушами, примостившись в тени дома. Огромные раструбы напоминали лениво пялящиеся в небо стволы орудий. Кебмены расположились неподалеку. Все в полинявших и обильно сдобренных машинным маслом робах, на Герти они взглянули с неприкрытым раздражением, точно он виноват был в том, что ему надо было куда-то ехать.

– Садитесь, – буркнул один из них, с усами столь неровными и грязными, что казалось, будто под носом у него висит предназначенная для протирки двигателя тряпочка. И сам он был как тряпочка – какой-то потертый, вялый, распространяющий вокруг едкий химический запах.

В его обществе Герти почувствовал себя сдавленно, но пути обратно не было.

– В канцелярию! – сказал он преувеличенно бодрым тоном. – Пять пенсов на чай, если успеем до двух часов.

Кебмен уставился на него с таким выражением, что Герти сделалось совсем уж неуютно, будто куда-то под печенку воткнули и покрутили острую косточку.

– Рыбы объелись, мистер? Или шутите так?

– Вовсе не шучу, – сказал Герти, стараясь улыбаться открыто и уверенно. – Мне и в самом деле нужно в канцелярию.

– Вызвали, что ли?

– Отчего же вызвали? Самому надо. Дело у меня.

– Дела в канцелярии не начинаются, а заканчиваются, мистер.

Но Герти уже водрузил свою кладь в багажное отделение кеба. Кебмен потер пятерней лоб и зачем-то принюхался.

– Черт знает что… – пробормотал он. – Вы, мистер, чешуей не поросли ли?

Его дружки отозвались из тени гадостным протяжным смехом.

Ну разумеется, подумал Герти. Как же иначе без этих шуточек про тех, кто только недавно ступил ногой на твердую землю.

– Порос или не порос, да только вас это, кажется, не касается, – отчеканил Герти с достоинством. – Я плачу деньги за ваш кеб и желаю отправиться в путь, если у вас на борту хватит угля. Мы можем выехать немедленно? Или мне стоит связаться с вашим начальством?

Кебмен шмыгнул носом, несколько секунд разглядывал Герти в упор и сплюнул под брюхо своего желтого бегемота.

– Шиллинг, – кратко сказал он, запрыгивая на свое место. – Довезу вас до Майринка. А там уж сами, как хотите.

Это прозвучало оскорбительно, но Герти обоснованно предположил, что прочие кебмены не проявят к нему большего участия. Поэтому ему ничего не оставалось делать, как забраться в пассажирское отделение. Подъем дался ему нелегко. Кеб и в самом деле был большим, с крутыми боками, а поручни оказались ужасно маленькими и неудобными. Оказавшись на нем верхом, Герти не смог побороть мысль о том, что восседает на огромной, поставленной на рессорные колеса паровозной топке.

Кебмен невозмутимо запустил машину и медленно поднял давление пара в котле. Труба подобно дешевой сигаре выбросила из себя струю грязного дыма, кеб тронулся с места и грузно пошел по мостовой.

Некоторое время Герти с удовольствием, которого не портила даже изрядная тряска, рассматривал город из своего нового положения. Город этот решительно ему нравился. Подобно многим путешественникам, не отягощенным жизненным опытом, Герти находил в Новом Бангоре нечто неуловимо-знакомое – чувство, известное всем, кто впервые оказался вдалеке от дома. Знакомое и в то же время совершенно иное. Так за привычной обложкой может прятаться книга, текста которой никогда не видел. Все, что пролетало мимо кеба, в чем-то было знакомо Герти: и каменные дома, почти точные копии тех, что ему приходилось видеть в Лондоне, и бесформенные запущенные палисадники, и телеграфные столбы, и бродячие кошки. Но вместе с тем все это несло на себе невидимый отпечаток чего-то незнакомого сродни своеобразному акценту.

Размолвка с кебменом тяготила Герти. Как и все мнительные, неуверенные в себе люди, он крайне нервно переживал любые открытые противостояния, пусть и происходящие в полнейшем молчании. Всякий раз, с кем-нибудь знакомясь, Герти старался произвести наилучшее впечатление и искренне радовался, если это ему удавалось. Также он всегда старался наладить искренние отношения с людьми, отдаленными от него в своем социальном положении, как то: садовники, сторожа, продавцы и истопники, – стараясь держаться с ними наравне и даже с некоторой либеральностью. По природе своей он был довольно робок и в обществе людей высшего круга часто терялся, ощущая себя скованно и неуверенно, как в чрезмерно жмущем костюме. Люди же низшего сословия, как правило, его вниманием были польщены и сами немного робели в общении с хорошо одетым и умеющим себя вести джентльменом. Это помогало Герти чувствовать себя некоторым подобием мецената, безвозмездно ссужающим людям маленьким и необязательным свое внимание и дружеское участие, и даже отчасти социалистом.

Он ощутил потребность разговориться с кебменом, чтобы сгладить возникшую между ними с самого