Последние золотые лучи сумерек льются на неё, жидкое золото превращает её волосы в живой огонь, глаза — в полыхающие изумруды, а каждую веснушку — в янтарные угольки, озаряющие её кожу.

Воздух вырывается из моих лёгких резче, чем после самых брутальных ударов о бортик ледовой арены. В это мгновение я вижу это. Чувствую это. Искру того, что выковано внутри неё — стальной хребет, ослепительная интенсивность, тлеющая под мнимо милым, безмятежным фасадом.

Зигги выгибает бровь, глядя на меня, и её лицо теплеет от медленной улыбки. Её ладонь тянется к моей.

— Тогда мы заключили сделку, Себастьян Готье.

Глава 5. Зигги

Плейлист: Billie Eilish — bad guy

Кажется, я допустила колоссальную ошибку.

Себастьян сжимает мою ладонь, и жар просачивается под мою кожу. Я чувствую, как моё сердце бешено стучит в груди.

Я была очень уверена, что могу это сделать, что мы сможем провернуть такое. Но, возможно, во мне говорил алкогольный клубничный молочный коктейль.

Я смотрю на Себастьяна, на его лицо с резкими худыми чертами, холодные серебристые глаза и тёплую золотистую кожу — незнакомец, на которого, как я думала, у меня есть рычаг давления, чьим отчаянием я думала уравновесить собственное.

Но теперь я сижу тут, чувствую запах травки и виски, выходящих из его организма. Я вижу пурпурные синяки под его глазами и бледный тонкий шрам, пересекающий левую бровь. Веснушку у основания его горла.

Теперь он кажется… человечным. Внушительно, ужасающе человечным. Люди для меня сложны. Их сложно читать, узнавать, понимать. Глядя на него, я гадаю, вдруг я откусила больше, чем смогу прожевать.

И ещё я чувствую, какой он сильный.

Его хватка очень крепкая.

Я смотрю на его руку, покрытую замысловатой паутиной татуировок, цифр и символов, фрагментов слов, оплетающих его пальцы, огибающих запястье и устремляющихся по руке.

К моим щекам приливает жар. Лучше смотреть на его руку, учитывая, что татуировки на его кистях никак не могут тягаться с тем, что простирается по его голой груди под серебряными цепочками. Я всегда в моменты любопытства таращилась пристальнее, чем следовало. И мне очень интересно, что набито на его торсе. Я не хочу таращиться на Себастьяна Готье — ни на его торс, ни на другие части тела. Вообще.

Растущее чувство ужаса просачивается внутрь меня. Я же абсолютная его противоположность. Как, чёрт возьми, я сойду за друга этого парня? Как мы вообще убедим кого-либо, что реально делим один мир?

— Зигги, — голос Себастьяна звучит резковато, хрипло, наверное, от комбинации дыма, бессонницы и изобилия алкоголя. Он звучит опасно и устрашающе.

И всё же я поднимаю взгляд, встречаясь с этими пронизывающими серебряными глазами и говоря себе быть храброй.

— Да, Себастьян?

Он убирает ладонь и скрещивает руки на груди.

— Перестань так называть меня.

— Почему?

Его глаза прищуриваются.

— Я уже говорил тебе. Ты вторглась на мою территорию. Тебе не даётся право задавать вопросы.

— Но мы же теперь друзья, — напоминаю я ему, сладко улыбаясь. — Друзья рассказывают друг другу такие вещи.

— Мы притворные друзья. Притворись, что я тебе рассказал.

— Хмм, — я постукиваю пальцем по подбородку. — Может, это наша дружеская фишка. Я называю тебя Себастьяном. Больше никто тебя так не зовёт. Да, мне нравится.

Он поднимает руки и трёт лицо ладонями.

— Мне надо выпить.

— Я практически уверена, что в твоей крови и так до сих пор плещется пара бокальчиков.

Его ладони опускаются, и он награждает меня раздосадованным взглядом и волчьей усмешкой.

— Это меня никогда не останавливало.

— Но теперь, когда ты на пути к улучшению себя, остановит.

Себастьян пробегается взглядом по моему лицу, затем наклоняется ближе, купая меня в кислом запахе травки и виски. Я морщу нос.

— Давай подчеркнём кое-что предельно ясно… — он склоняет голову набок. — Как твоё полное имя? Не просто Зигги же?

Мой живот скручивает узлами.

— Я не представляюсь полным именем.

— Я тоже, — подмечает он — Но это не помешало тебе пользоваться им.

Я раздосадованно вздыхаю.

— Ладно. Но ты никому не расскажешь, — вытянув мизинчик, я протягиваю ему руку. — Обещай.

В уголках его глаз образуются лёгкие морщинки. Его язык проходится по щеке изнутри.

— Обещание на мизинчике? Вот чему меня подвергают?

Я невозмутимо протягиваю мизинчик.

— Я серьёзно, Себастьян.

Выражение его лица становится ледяным.

— Тогда продолжай, — его палец крепко обвивает мой, заставляя меня вздрогнуть.

— Сигрид, — выпаливаю я. — Сигрид Марта Бергман.

Как и в случае с Реном, чьё полное имя Сорен, в честь папиного любимого Сорена Кьеркегора, в школе меня дразнили из-за моего полного имени. Я отказалась от него в конце начальной школы и стала представляться именем, которым наградил меня Вигго, когда он был детсадовцем и не мог выговорить «Сигрид». Сначала это было Сигги, потом стало Зигги, и вот уже вся семья начала звать меня так.

С именем Сигрид у меня связано много плохих воспоминаний. Я как никто другой должна уважать просьбу Себастьяна не называть его полным именем. Может, у него тоже есть дурные воспоминания, связанные с полным именем. Но я из мелочной вредности захотела иметь что-то против этого мужчины, который даже во взъерошенном и осунувшемся состоянии демонстрирует такую небрежную собранность и уверенность, которым я искренне завидую.

— Сигрид, — тихо произносит он, и его взгляд снова танцует по моему лицу. — Это… необычно. Но мило. В манере… чопорной библиотекарши в кардигане…

Я толкаю его, потому что с таким количеством братьев, как у меня, отомстить физически после поддразнивания — это уже рефлекс.

Себастьян усмехается, довольный собой, и плюхается обратно на шезлонг.

— Я не договорил, знаешь ли.

— Мне всё равно, — встав, я отхожу от него и поворачиваюсь лицом к океану, уже коря себя за то, что связалась с этим кретином на неопределённый период времени, пока мы оба не получим то, чего хотим друг от друга.

Сердито