– Выбора не было! Нам бы не хватило припасов! Если бы я не убил их, они бы убили меня, а то и съели! – стукнул мушкетом Кемель. Мне не составило труда развести его на признание.

– Выбор есть всегда. Ты мог умереть человеком, – надеваю шляпу и, перед уходом, предупреждаю акаимца: – Я не убью тебя, пусть твой поступок терзает тебя до конца жизни, Кемель. Но мне не даёт покоя мысль о том, что ты можешь также избавиться от меня. В конце концов, я съел целых две миски остывшего хрючева. Достаточная цена за человеческую жизнь, не находишь? – в голосе проскакивают нотки жестокой иронии. – Так, к чему я это… Сейчас я пойду и прилягу где-нибудь в каютах. И если ты войдёшь в мою комнату без стука, знай: я буду в курсе, и тут же тебя застрелю. Как проснусь – отправлюсь дальше. Хочешь, присоединяйся, но будешь идти спереди.

Скрипнув петлями, я покинул склад, оставив Кемеля наедине с растормошенной совестью. «Безусловно, правители виноваты в том, что развязывали войны. Но разве собственными руками они убивали миллионы людей за деньги?»

Найдя каюту с уцелевшей дверью, присел на протянутый от стены к стене гамак. «Давненько я на таких не спал». Следы человеческого грехопадения тут скрывались во тьме. Ковырнув ногтем по доскам, обнаружил под ними засохшую кровь. «Спасибо, что хоть без скелетов в шкафу». В остальном, обстановка была вполне цивильная. Через небольшое окошко на дверь смотрели седые лучи Луны. «Как удобно, не придётся тратить масло».

В планах, после пробуждения, было найти подходящие патроны под моих «мальцов» и разжиться маслом для лампы, да прочими расходными предметами первой необходимости.

Я прекрасно знал, что Кемель не осмелится войти. Судя по нашей первой встрече и тому, как он расправился с товарищами по несчастью, бить он мог только безоружных, да и то, в спину.

Но на всякий случай, я повернулся к двери и отвёл курок назад, держа револьвер в руке, уставившимся на дверь. У меня хороший слух. Стоит ему скрипнуть половицами, как я проснусь, и тогда будет достаточно просто нажать на спусковой крючок.

Засыпая, я вновь предался ностальгии о светлых деньках… Хах, светлых! Вот уж действительно игра слов!

***

Кто из мальчишек не мечтал стать мореплавателем? Особенно, когда каждый день ты работаешь в гавани и слушаешь в перерывах рассказы закалённых матросов.

Чтобы содержать Ольгерда и оплачивать учёбу, я постоянно искал работу. Как правило, чем грязней – тем больше платили. А в порту, так и вовсе, в середине дня кормили супом из рыбьих хвостов. Помои ещё те, но… бесплатно! Поэтому я смело мог пропустить завтрак и ужин.

Годам к тринадцати моё тело полностью высохло. Жировая прослойка практически исчезла, но и для мышц не хватало строительных материалов. В общем, я был, скорее, похож на поджарого старика, чем на крепкого юношу. Рута, однако, иногда звала меня в гости и подкармливала. Её родители, хоть и были врачевателями, не особо жаловали молодого, опьяневшего от усталости парня, который приходил к их дочери в то время, когда они не могли за ней следить.

Признаюсь, я ни о чём подобном тогда и знать не знал. Нет, слышал кое-что, но мельком и невнятно. Да и не интересовало меня это, сил после работы едва хватало, чтобы просто ходить и дышать.

– Эдгар, чтоб мне устрицы в сапог нассали! Тащи сюда свой зад! – раздался ласковый голос прораба.

Старший матрос по фамилии Ростмах потерял ногу во время налёта пиратов. С тех пор, щеголял с деревянным костылём, натянутым на культю в районе колена. В следующем плаванье протез едва не стал причиной его гибели, поэтому начальство Ростамаха вежливо потребовало его подписать бумаги о выходе на пенсию. Выдало наградную кошель с парой сотен клети и орден за заслуги перед флотом Бритонского королевства, после чего, старшего матроса отпустили на все четыре стороны.

Само собой, страсть седоусого мореплавателя к кораблям не могла угаснуть на пресной суше, и он устроился в доки, чтобы хоть иногда иметь возможность взойти на борт очередного галеона, на мгновенья окунаясь в те времена, когда он кошмарил пиратов во всех семи морях. Не сложно было заметить, как тщательно он сдерживает слёзы.

Но если говорить о Ростмахе, как о начальнике, то он был самым настоящим деспотом. Или это мне так казалось? Всё же, люди эгоисты… Мы все ждём, что те, кто предоставляет нам услуги, будь то лекарь, трубочист или ямщик, будут на совесть выполнять поставленные задачи. Но когда с нас самих требуют отдаться важному делу, мы, почему-то, пытаемся отлынивать.

Если бы я понял это раньше, то сэкономил бы кучу клети в своё время. Зная, что на месте вчерашнего меня, сидит такой же уставший парень, пытающий выкрасть хотя бы секунду отдыха, и не особо задумывающийся о том, насколько сильно результаты его смены повлияют на жизни прочих.

Ростмах и правда требовал много. Намного меньше, чем давал. И давал ли? Он был таким же работягой, который натягивал канаты, помогал разгружать и латать корабли. Разве что, на обед ему давали полноценную мясную похлёбку и половину времени он руководил нами – молодью, работавшей за обёртки от конфет.

– Да, сэр, – с трудом встав с мешков, на которых решил прикорнуть, я поднялся на палубу прибывшего корвета. Ростмах не терпел панибратства и всяких там «начальник, мистер, господин». Только суровое армейское «сэр».