«Барокамера установлена так, чтобы она была в зоне видимости, когда он будет подниматься назад. Назад он уже не поднимется».

Я, наверное, ослышалась. Голос у Таскссона был настолько унылый, что вслушиваться получалось с трудом. Я смотрела, как дайвер спускается дальше, минуя водолазный баллон на тридцать пять литров, прикрепленный к тросу.

«Опасный момент, когда на море шторм, – бубнил Таскссон. – Запасной баллон может закрутиться и оглушить его. На баллонах можно разглядеть показания манометра и уровень кислорода. Все в норме. На данный момент кислород поступает исправно, и он способен трезво мыслить. Он – хозяин положения».

Дальше несколько минут – ничего, кроме рук, перебирающих трос, крайне утомительное зрелище, но видимость постепенно улучшилась. Таскссон периодически отмечал показания манометра и количество оставшегося кислорода. Дайвер спускался все ниже и ниже, и глубинными волнами его швыряло вдоль спускового троса.

«И вот мы наконец видим Дану».

Объектив камеры переместился вниз. В зернистой мгле, словно давно забытый сон, на дне покоилась массивная яхта, нетвердо привалившись к краю отвесного обрыва, стоймя, но слегка накренившись. Грот-мачту сорвало, и она лежала на палубе. Он подплыл поближе.

В корпусе была пробоина, небольшая и округлая, и дерево гнило с краев вовнутрь, так что щепки размякли и походили на гнилые зубы, выпадающие из разинутой пасти. Омерзительное зрелище.

«В корпусе видна пробоина. Что-то пробило корпус изнутри. Теперь у нас есть ответ на вопрос, что послужило причиной затопления. Что-то взорвалось в машинном отделении, и возник пролом. Судно с такой течью очень быстро затонет. Выяснение данного обстоятельства и было целью погружения».

Дайвер опустился еще ниже, не торопясь, направив камеру на поврежденный корпус, чтобы хорошенько заснять все на пленку. И двинулся по спусковому тросу дальше.

«Вот и первая его ошибка. Он обнаружил место происшествия и выяснил причину затопления. Согласно плану погружения, он должен был сразу вернуться в барокамеру».

Дайвер двинулся дальше и выпустил трос из рук, как только дотянулся до погнутых перил на верхней палубе. Он направился вдоль корабля к корме.

«Он отправляется вперед без троса. В одиночку. Ему не следовало рисковать. Он подвергает себя опасности. Уровень кислорода в порядке, но теперь пошел отсчет до смены баллона. Кислорода у него на две минуты пятьдесят пять секунд».

Хватаясь за перила, дайвер плыл вдоль палубы.

«Он один. Я бы не стал рисковать. Не лучшее решение. Решение опасное», – даже сквозь занудство возмущение Таскссона было налицо.

Дайвер добрался до кормы и повернулся лицом к двум створчатым дверкам, точно как в кухонном шкафу.

«Ему не стоит туда заходить».

Дайвер потянул за ручки, но двери заело.

«Дерево разбухло. Кроме того, дверцы крепко схлопнулись из-за перепада давления. Снаружи и внутри давление разное, как в банке с корнишонами, когда образуется вакуум. Из этого следует, что каюта была запечатана еще до затопления. Никто туда не входил. И никто оттуда не выходил».

Дайвер уперся ногой в дверную раму и потянул сильнее. Дверцы открылись, и воду вокруг него засосало в каюту. Гниющую белую ленту мотнуло. Из каюты хлынула затхлая вода, и с ней вместе вырвалось облако каких-то тонких, как бумага, сероватых ошметков. Дайвер не двигался с места и ждал, пока вода очистится и серые клочья унесет восходящим течением.

«Две минуты. Он допустил еще одну ошибку. Выполнять физические нагрузки при низком уровне кислорода опасно. Именно череда ошибочных решений и привела к его смерти».

Смерти дайвера? Я так и подскочила. Я не хотела видеть, как кто-то умрет. Мой палец завис над значком паузы. Может, это шутка такая? Хотя и понимала, это не шутка. Я соврала самой себе, потому что хотела узнать, что случилось. Я пропустила мимо ушей второе предупреждение.

И стала смотреть дальше.

10

Дайвер схватился за дверной косяк обеими руками и протиснулся в узенький коридор, заполненный грязной водой. Бумажные клочья облепили линзу объектива. Когда линза очистилась, я увидела, что это была не бумага, а гниющий лак, сошедший с деревянных стен и осевший тонким слоем трухи на полу. С каждым шагом дайвер до самых колен взметал серые илистые вихри.

Он остановился. Внутри была непроглядная тьма.

Все вдруг резко затряслось. Руки дайвера мгновенно дернулись к стенам, чтобы сохранить равновесие в накренившейся влево Дане. Она заметно просела, опустившись сантиметров на пятнадцать.

«Это знак, предупреждающий об опасности. А именно что внутреннее давление сыграло немаловажную роль в стабилизации судна после крушения. Он нарушил баланс. И он это понял. Пульс у него зашкаливает. Вся эта каюта может рухнуть прямо на него. Зачем он полез туда? Он с ума сошел. Ему надо скорей выбираться».

Но дайвер решил иначе.

Луч от его налобного фонаря скользил по облезлым стенам. Серые клочья лака неторопливо поднимались с пола и реяли перед ним – целый сомн крошечных призраков, собравшихся на него посмотреть.

Нащупывая путь обеими руками, он по узенькому коридору забрался еще дальше, внутрь яхты. Казалось, что дайвер точно знал, куда направляется. Он добрался до большой двери в самом конце туннеля, взялся за ручку, изо всех сил потянул. Дверь заклинило.

«Он слишком далеко забрался. У него осталось пятьдесят пять секунд. Ему пора возвращаться. Согласно расчетам, физические нагрузки ему противопоказаны. Кислород уже на исходе».

Дайвер опять-таки уперся ногой в стену и потянул дверь на себя что есть сил. Она не открывалась. Он опять потянул.

«Сорок пять секунд. Ему сейчас же надо выбираться. Он думает, что бриллиантовое колье где-то здесь. Он опять совершает ошибку».

Еще один мощный рывок – и дверь распахнулась, сбив дайвера с ног.

Какое-то время камера силилась поймать фокус.

Гостиная была обшита деревом. Серая жижа покрывала пол пластом в два пальца толщиной. Ссутулившись на стульях, за столом сидели трое.

«Они пробыли там уже месяц».

Вот уже четыре недели они там сидят, во мраке и соленой воде, так что все краски с плоти вытравило. Мягкие ткани вокруг глаз, носов и пальцев истлели до самых глазниц и костей.

Свежие следы, прочерченные на серой илистой жиже, говорили о том, что из-за крена яхты стулья сдвинулись, но выглядело это так, будто их выдвинули сами тела, чтобы встать и поприветствовать гостей.

«Судно просело. Стол подпер собой их бедра, но теперь они сдвинулись. Тела уже ничто не держит».

Леон сидел в тени, лицом к двери. Я узнала его серебристые волосы, нависшие над тем, что оставалось от лица. Он сидел склонив голову над столом, под подозрительно острым углом относительно шеи. Леон