— Несите свои инструменты сюда, — велел он, — и работайте при мне. У вас есть лишь девять часов, время дорого.

Индийцы сходили за орудиями своего ремесла и немедленно принялись за работу. Весь день они трудились не покладая рук, и наконец к пяти часам механизм был помещен в шкатулку. Когда Карн вернулся в экипаже с послеобеденной прогулки в Гайд-парке, шкатулка была готова. Карн похвалил мастеров, велел им выйти и запер дверь, после чего подошел к письменному столу и открыл один из ящиков. Там лежал плоский футляр, а в нем — ожерелье из фальшивых бриллиантов, похожее на то, которым он намеревался завладеть, только чуть большего размера. Карн купил его утром в Берлингтон-аркад, чтобы проверить, как действует сработанный индийцами механизм. И вот теперь пришло время для такой проверки.

Он осторожно положил копию ожерелья в шкатулку, закрыл крышку и повернул ключ в замке. Когда он открыл ее, ожерелья не было; даже зная секрет механизма, Саймон, как ни старался, не мог отличить фальшивое дно от настоящего. Потом он снова взвел пружины и небрежно бросил ожерелье на дно. К радости Саймона, механизм и на этот раз сработал превосходно. Саймон был в высшей степени доволен, а совесть его была достаточно растяжима, чтобы ничуть его не тревожить, поскольку для него это предприятие было не столько кражей, сколько изощренной проверкой мастерства, утверждением превосходства его ума и хитрости надо всем обществом.

В половине восьмого он отужинал, затем выкурил сигару, сидя с задумчивым видом в бильярдной и читая вечернюю газету. Бал был назначен на десять; в половине десятого Саймон спустился в гардеробную и вызвал Бельтона.

— Приведите меня в порядок поживее, — сказал он камердинеру, — и слушайте мои распоряжения. Этой ночью, как вам известно, я постараюсь завладеть ожерельем герцогини Уилтширской. Завтра утром в Лондоне подымется переполох, а я устроил так, чтобы в первую очередь расследованием занялся Климо. Когда же, а вернее, если придет посыльный, проследите, чтобы старая служанка нашего соседа передала герцогу: я приму его лично в двенадцать часов. Все ясно?

— Ясно, сэр.

— Хорошо. Тогда дайте мне шкатулку, и я поеду. Можете идти спать, не дожидаясь моего возвращения.

Точно в десять — неподалеку как раз били часы — Саймон Карн въехал на Бельгрейв-сквер, опередив, как и рассчитывал, прочих гостей.

Хозяйка дома с супругом встретили Саймона в гостиной.

Хозяйка дома с супругом встретили Саймона в гостиной.

— Тысяча извинений, — говорил он, целуя руку герцогине с обыкновенной для себя изысканной вежливостью. — Знаю, я приехал непозволительно рано, но спешил затем лишь, чтобы лично отдать вам шкатулку, которую вы мне столь любезно одолжили. Полагаюсь на ваше великодушие и снисхождение: шкатулку зарисовывали дольше, чем я предполагал.

— Прошу, не извиняйтесь, — ответила ее светлость. — Вы очень любезны, что привезли ее сами. Надеюсь, иллюстрации удались. Жду с нетерпением, когда их закончат и вы мне их покажете. Но вы, верно, устали держать шкатулку. Сейчас слуга отнесет ее в мою комнату.

Она подозвала лакея и велела ему поставить шкатулку на свой туалетный столик.

— Пока ее не унесли, вы должны удостовериться, что я не повредил ее ни снаружи, ни внутри, — сказал Карн со смехом. — Это такая ценность, что я себе никогда не прощу, если на ней появилась хоть одна царапина, пока она пребывала в моем распоряжении.

При этом он поднял крышку, чтобы герцогиня заглянула внутрь. Шкатулка выглядела в точности так же, как утром, когда герцогиня передала ее Карну.

— Вы соблюдали величайшую осторожность, — сказала ее светлость и шутливо добавила: — Если вам угодно, я могу выдать в этом расписку.

После ухода слуги они еще какое-то время обменивались шутками, и Карн пообещал нанести визит герцогине следующим утром в одиннадцать часов, привезти готовые зарисовки, а также одну оригинальную вещицу из фарфора, которую весьма удачно купил вчера вечером у антиквара. Но вот на лестнице показались гости, люди высшего света, и с их появлением беседовать дальше стало невозможно.

Вскоре после полуночи Карн откланялся и поспешил уехать. Он был совершенно доволен прошедшим вечером и не сомневался, что бриллианты перейдут к нему во владение, если только ключ в замке шкатулки не повернут раньше времени. Той ночью Карн спал тихо и безмятежно, как дитя, что свидетельствовало о немалой крепости его нервов.

Наутро, когда Саймон еще завтракал, к Порчестер-хаусу подъехал кэб, и из него вышел лорд Эмберли. Его немедля провели к хозяину дома; увидев, что Саймон изумлен столь ранним визитом, граф поспешил объясниться.

— Дорогой друг, — сказал он, садясь в кресло, которое предложил ему Саймон, — я приехал по весьма важному делу. Как я говорил вам вчера вечером на балу, когда вы столь любезно предложили мне посмотреть вашу новую паровую яхту, у меня сегодня утром в половине десятого была назначена встреча с герцогом Уилтширским. Приехав на Бельгрейв-сквер, я застал всех обитателей дома в замешательстве. Перепуганные слуги метались по дому, дворецкий чуть не сошел с ума, герцогиня удалилась в свой будуар и пребывала на грани истерики, а ее муж в кабинете грозился отомстить всему миру…

— Вы меня пугаете, — проговорил Карн, твердой рукой зажигая сигарету. — Что же произошло, во имя всего святого?

— О, ставлю сто фунтов, что вам никогда не угадать, хотя произошедшее в некоторой степени затрагивает вас.

— Меня? О господи, чем же я провинился?

— Умоляю, не волнуйтесь, — сказал лорд Эмберли. — Вы, разумеется, ни в чем не повинны. И, по здравом размышлении, мне не следовало говорить, что это касается вас. Дело в том, мой друг, что ночью в Уилтшир-хаусе совершено ограбление: похищено знаменитое ожерелье.

— Боже мой! Быть не может!

— Увы, это так. Вот что произошло. Когда моя кузина удалилась в свои покои после бала, она сняла ожерелье, в присутствии герцога положила украшение в шкатулку и заперла ее. После этого герцог отнес шкатулку в комнату с сейфом и сам поместил ее внутрь, закрыв затем сейф своим ключом. В комнате, как всегда, ночью находились дворецкий и лакей; оба они служат в семье с самого детства.

Наутро, после завтрака, герцог открыл сейф и вынул шкатулку, чтобы, по обыкновению, отвезти ее в банк. Однако, перед тем как уехать, его светлость положил шкатулку на столик в кабинете и поднялся к жене. Он не помнит, сколько времени его не было в кабинете, но убежден, что отсутствовал не более четверти часа.

Проведя эти четверть часа за беседой, они вместе спустились в кабинет. Герцог уже