Своеобразными маркерными точками являются записи князей в списках погибших двух крупнейших сражений 1430—1440-х гг.: Белевской битвы (1437 г.) и битвы у Суздаля (1445 г.). В синодике придворного московского Успенского собора среди «избиеных нужною смертию от безбожнаго Мамутяка у града у Суздаля» «князья» были записаны перед нетитулованными лицами. Среди последних присутствовали представители московских боярских фамилий: А. Ф. Колычев, А. Ф. Голтяев, И. Б. Плещеев, а также менее известные рядовые дети боярские. Для «князей» было предусмотрено отдельное поминовение («вечная память»). Списки погибших в более ранней Белевской битве не содержали подобного разграничения[83].

Даже в середине 1440-х гг. практика выделения князей еще не приобрела устойчивого характера. Князья не фигурировали как один из разрядов служилых людей в послании епископов к Дмитрию Шемяке 1447 г., в том числе при описании событий битвы у Суздаля. По словам епархов русской церкви, князья-союзники Василий Темный, Михаил Верейский и Василий Боровский шли в это сражение «с своими бояры и з детми боярски, и со всем своим христоименитым воинством, кого тогды бог получил»[84].

По долгу службы «князья» приняли участие в противостоянии великого и удельных князей. Еще в 1433 г. после поражения Василия Темного и выделения ему удела к нему начали стекаться служилые люди: «Князи же, бояре и воеводы, и дети боярскые, и вси дворяне не повыкли галичскым князем служити, и поехоша к великому князю слоужити на Коломну от мала и до велика»[85]. В качестве верных сторонников великокняжеской власти проявили себя в последующие годы братья князья Иван, Семен и Дмитрий Ивановичи Ряполовские, укрывшие малолетнего наследника престола (будущего Ивана III) и затем сражавшиеся с Дмитрием Шемякой. Активно поддерживали Василия Темного князья Оболенские[86] и некоторые литовские эмигранты (тот же князь И. С. Баба, Федор Долголдов).

Впрочем, служилые князья отметились своими действиями также на службе у удельных князей. Дмитрию Шемяке служила часть ярославских князей, владения которых примыкали к углицкому уделу. Впоследствии некоторые из них потеряли свои вотчины. Сам галицкий князь был женат на дочери князя Дмитрия Заозерского Софье. После победы над ним Василий Темный конфисковал у его сына Андрея Кубену и Заозерье[87]. По договору с Михаилом Верейским 1447 г. половина Заозерья должна была быть передана ему «со всем тем, как было за отчичи за князми». Вскоре Ивану Можайскому была обещана половина Заозерья «Кубенских князей». Некоторые из местных князей выехали, видимо, вместе с Иваном Шемячичем в Литву. В конце XV в. князю Семену Стародубскому служил неизвестный родословной росписи Давыд Кубенский[88]. Служилые князья известны также в составе двора Ивана Можайского. Ему служили, в частности, Андрей Лугвица Шуйский и Василий Зубатый[89].

Укрепление власти центрального правительства, расширение границ государства привели во второй половине XV в. к резкому увеличению численности князей на московской службе. Под «рукой» у московских князей оказались все княжеские династии Северо-Восточной Руси. С виднейшими из их представителей, видимо, заключались индивидуальные договоры. В. Д. Назаров показал процесс распространения такого рода договоров на целые группы князей-родственников[90]. Особенностью коллективных договоров был разовый (вероятно, даже в устной форме) характер их заключения. Большая часть членов княжеских родов, заключавших соглашение с великим князем, фигурировала в них под обобщенным обозначением «братья». В 1474 г. старшие князья Ростовские продали Ивану III «со всеми своими детми и з братаничи»[91].

Одним из наиболее отчетливых признаков изменившегося положения некоторых групп служилых князей стало фактическое нивелирование для них уже упомянутого запрета на переход «служебных» князей с вотчинами от одного «государя» к другому внутри московского княжеского дома. Этот запрет продолжал сохранять свою силу в отношении князя Федора Бельского. В завещании Ивана III говорилось о возможности отъезда его самого и его потомков в уделы или «х кому ни буди» с потерей переданного им «в вотчину» города Луха. То же правило действовало в отношении князей «служебных» Тверской земли[92].

Несмотря на неоднократное повторение в межкняжеских соглашениях в реалиях второй половины XV в., этот запрет неоднократно нарушался без видимых последствий для самих перебежчиков. Родовые земли в Подвинье сохранялись у князя Андрея Голенина, находившегося на службе у Бориса Волоцкого[93]. Среди князей Оболенских братьям Ивана III служили Василий, Иван Смола и Петр Никитичи Оболенские. Позднее на удельной службе отметились также Иван Курля и Александр Кашин Оболенские[94]. Потомки этих удельных бояр не только сохраняли родовые земли на территории бывшего Оболенского княжества в XVI в., но и занимали свои «законные» места в составе родовых корпораций. Высокое положение на службе у Михаила Верейского приобрел князь В. В. Ромодановский, в линии которого сохранялось стародубское село Ромоданово, давшее название этой фамилии, а также ряд других родовых «отчин». Наконец, Андрею Углицкому служил князь Семен Иванович Стародубский (Ряполовский)[95].