Глава 8

Великие думы. Предместья Новогрудка

Чем меньше та жертва, которую мы требуем от нашего противника, тем вероятно меньше будет его сопротивление. Но чем ничтожнее наши требования, тем слабее будет и наша подготовка.

Карл фон Клаузевиц

Сохатый еще раз осмотрел внутренности китайского броневичка и тяжело вздохнул. Даже карета частной Скорой не могла похвастаться подобным реанимационным набором.

— Ну как?

Серега, Вяткий волонтер довольно лыбился, оценивая реакцию фельдшера.

— Во вторую линию пойдет. Везти с перевязочной до медсанбата.

Лицо волонтера на раз вытянулось. Но опытному бойцу было все равно до его сантиментов. Главное на войне — эффективность!

— Да как так то?

— Серый, «Паляунич» его моментом догонит. И эта броня, — фельдшер постукал по кабине, — его не спасет. От мины спасет, от осколков снаряда, а от дрона нет. РЭБа на него почему не поставили?

— Так и не довезли.

— Вот в этом и беда. Одни не довезли, другие профукали, третьи пропили.

— Ты меня обидеть хочешь?

— Да мне посрать! Ты со своими поставщиками разбирайся.

Серега покраснел:

— Так это Державная контора, хрен чего с них стеребишь!

— Жалуйся в прокуратуру.

Волонтер подскочил.

— Ты серьезно?

— Вполне. Есть сроки, есть контракт. У тебя же в сети группа. Пусть каждый в личном кабинете жалобу оставит. Прокурорским придется жопу поднять.

Сергей смотрел уже более заинтересовано:

— И сработает?

— Не всегда, — хмыкнул Сохатый, — но тем пидарам хотя бы прилетит. Получишь моральное удовлетворение.

— Предпочитаю половое.

— Хватит дуться! Лучше найди мне квадроцикл. Мы его сами дооборудуем.

— Квадрик? Он же маленький!

— Двое подбитых вполне влезут. Зато быстрый и шустрый. Мы на него новую систему пеленгации летаков установим.

— Так-так?

Серый засуетился в нетерпении. Сохатый улыбнулся. Он уже знал, что этот вятский умелец тут же побежит в соседний цех. Все-таки это существенный плюс — ПВОшный «зонтик» над городом. Огромное облегчение для жителей Новогрудка, пять лет страдавшего от дальнобойных систем «змагарей». Стараниями еще имперской ВПК ПВО у росичей было лучшее в мире.

— Получилось, как парктронике. Сигнал, меняешь курс. У операторов «Паляуничей» крайне плохо с резкими поворотами.

— Слышал об этом. Но скорость у них зато приличная. Не убежишь.

— На этом, — Сохатый кивнул в сторону стоящего неподалеку спортивного мотоцикла, на котором он приехал, — можно.

— Сам опробовал?

Ополченец залыбился:

— Пришлось. Обосрался, но доехал.

— Годно. Достанем, через неделю привезем. А сейчас веди!

— Соха, тебе чай или кофе? — Гришаня возился на кухне, когда Сохатый вошел в дом. Здание принадлежало одному из известных ополченцев первой волны. Человеку не бедному, но любвеобильному. По этой причине имеющему несколько хат и квартир в городе. Здесь они обычно и останавливались во время командировок в тыл. Никаких комендачей и полицаев.

— Мне водки.

Тихий, до того спокойно грызущий свежую репу, тут же уставился на фельдшера.

— Ась?

— Тось. Махнул я китайский броневик на пять квадриков.

— Дело! — Гришаня только что не сплясал гопака. — Тогда я побежал?

— Куда? — остановил его республиканец, по обычаю небритый, с щедрой черной щетиной. — Сам схожу в подвал. Там у меня кедровка спрятана.

Гришаня тут же начал ловко, радостно пританцовывая сервировать стол. Пацан всегда был за любую движуху. Он поставил на газ сковородку, кинул туда домашних колбасок, затем нарезанных помидоров и щедро засыпал все нарубленной зеленью. На столе волшебным образом появились огурцы, домашний сыр и стаканы.

— Живем! — Тихий добавил к закусочному великолепию запотевшую литровую бутылку.

— Наш объемчик!

— Наша норма, Гришаня. Завтра дела.

Сохатый привычно начислил по стаканам до мерки. Взял с тарелки хрустящий огурчик и выдохнул:

— Ну, будем!

Все степенно выпили и начали неспешно закусывать. Тихий на удивление эстетично работал вилкой и ножом. Разве что последний был не столовый, а из тех, которыми режут горло. Гришаня зацепился глазами за его действия и попытался повторить. Сохатый заметил это и чуть не уронил огурец себе в стакан.

— Чай не в ресторане.

— И что? Культура — залог всего. Нет культуры, нет человека и общества.

Тихий для многих в роте был человеком загадкой. На вопросы о своем происхождении обычно отмалчивался. Но ощущалась в нем некая внутренняя сила. Хотя подобное для батальона «Парсы» было как раз делом заурядным. «Парсы» — самое первое добровольческое подразделение в Чернорусской республике. Они во многом и определили ход истории в этой провинции бывшей Империи. И люди сюда приезжали далеко не простые. Наверное, нигде больше было не найти такое количество философов и ученых на одно воинское подразделение.

— Это ты к чему, Тихий?

Сохатый разлил по стаканам доставленный с далекой Сибири напиток. У них появился свободный вечер, так почему бы и не провести его в душеспасительных беседах. Многие из тех, кого они потеряли, остались в памяти благодаря высказанным в такие приятные моменты мыслям. Людей нет, а идеи живут. Тем и жив человек!

— К тому, что мы здесь и сейчас острие культурного наследия Росичей. Мы жесткая квинтэссенция того мыслительного процесса, что идет в обществе. Питательный бульон для будущих свершений.

— Да ладно? Что и Гришаня у нас культура?

— А что сразу я? Я, между прочим, гигиену соблюдаю. Чище руки — тверже кал!

Мужчины прыснули, затем не сговариваясь выпили.

— Ты меня понял, фельдшер. В горниле войны исчезает все наносное. Мы обтрясаем с тела сгоревший к херам шлак, выходим из огня чище и добрее.

— Вот тут не понял.

Тихий ухмыльнулся. Его темные глаза лукаво блеснули.

— Тогда вспомни, как Сахара в огонь метнулся, чтобы котят спасти. И как потом их по ротам раздавал. Приговаривая, что коты счастье несут.

Гришаня колыхнулся. Его глаза уже заволокло алкоголем.

— Котиков трогать низзя. Что мы нелюди какие?

— И это сказал наш лучший снайпер. Ты сколько людей в небытие отправил, малец?

Юный еще по существу пацан разом замкнулся. Убийство человеков ни для кого даром не проходит. Особенно если ты видишь супротивника в прицел или, что еще хуже в упор. А они были разведкой и частенько работали именно так. Как ты забудешь хрип умирающего, которому ты только