Макар набычился, назидательно тыкал в жену пальцем, краснел лицом, вены резко выступили на висках, слова выскакивали изо рта с брызгами слюны. Ларка забилась в угол дивана, вытаращила глаза. Лила металась между ними, вставала на задние лапы, нервно переступала: стой, стой, перестань!

– Очнись, Лар. До сих пор ничто не касалось нас ближе, чем информационный фон. Мы чудесно отсиделись в нашем островном раю. Но мы не можем избежать общей участи. Даст Бог, дети будут с нами и мы со всем справимся. Ты подумай, как помочь ребенку пережить заточение. Книжки, игрушки… у них одежды совсем нет. Давай-давай, мобилизуйся – надо подумать про жизнь!

Конечно, Ларка психанула, встала рывком:

– Не указывай мне! – И дверью шваркнула.

Топала по лестнице сердито. Но это были нормальные, здоровые эмоции, без нервного дребезжания. Злость – одно из самых безотказно работающих средств.

– Прости, Лили-пули, напугал тебя, малыш. – Макар сграбастал собаку в охапку, ткнулся носом в лоснящийся мех. Шерстка пахла сухой травой. – Идем дела делать. Никто ж не сделает наши дела.

Бокс привезли только под вечер следующего дня. Маленьким подъемным краном закинули на участок пластиковую коробку, три на три, и пару съемных санитарных секций размером с двухкамерный холодильник. Обломали здоровенную ветку старого ореха. К полудню следующего дня прибыла техническая бригада – обрадовались готовой разводке, быстро прикрутили, заземлили, проверили, натоптали, накурили, поржали, выдали инструктаж и убыли на соседнюю улицу. Макар попытался позадавать вопросы, но от него отмахнулись – там все написано, дядя.

До ночи читал, лазил по боксу, крутил, выдвигал-задвигал, запускал фильтры, нюхал воздух, пробовал воду.

Ларка на следующий день обставила пристанище бабскими штучками – полотенчики, коврик, мягкие игрушки, – чтоб через два дня прибыли санитары и вышвырнули все напрочь, оклеили и запечатали дверь.

Когда перекрыли все пассажиропотоки, закрыли города, установили правила карантина и начался мор, властям потребовались добровольцы: смертники-санитары по уходу за больными и рабочие для обустройства и обслуживания карантинных зон. Соответственно, две недели и семидесятипроцентный риск заражения против двух месяцев при риске в десять процентов. За это семьи добровольцев эвакуировали в районы, свободные от вируса.

Славик сразу записался в рабочие и месяц уже отработал, а Маша с сыном все еще не были в безопасности. Две недели карантина перед отправкой, две – после прибытия. Откуда взялись еще две недели? Все новые и новые ограничения, запреты и проволочки.

Оставалось продержаться сутки, и Машу с Яном должны были им отдать. Почти отдать.

– Ларис, давай на море сходим?

– Нет настроения, Макар.

– Помнишь, обещали Яньке аквариум сделать и рыбок туда запустить?

– Ну, помню.

– Так я ведь аквариум приготовил. Пошли, поймаем каких-нибудь мальков да ракушек наберем, поставим ему перед окном – будет ребенку развлечение.

– Вечно придумаешь какую-то фигню. Они ж сдохнут, рыбы эти.

– Жизнь состоит из фигни. Я каждое утро буду новых ловить, и это будет моя личная фигня. Мы с Лилой идем. Ты с нами?

Пляжи безлюдны – туристов нет, а местные к июлю морем уже сыты по горло, и лишь на первой зорьке, по холодку, рыбаки, любители погипнотизировать удочку, восседают на пирсах. К вечеру на каменных грядах собираются крикливые бакланы. Собачье счастье. Повзрослев, Лила сносно научилась бегать по скользким камням, и можно было не бояться, что она сорвется в воду, преследуя жирных самодовольных чаек.

Ларка бродила по кромке моря, выбирала из прибоя яркие камушки, ребристые, витые раковины. Волосы растрепало ветром – седая девочка.

Макар с маской и самодельным рыбным сачком нырял у самых буйков. Пятилитровая полупустая фляга кувыркалась на волнах, привязанная веревкой к его поясу. Рыбы не было никакой, и, махнув жене рукой, он широкими саженками ушел в соседнюю бухту. Вернулся минут через сорок, уставший и довольный: в бутыли кружили серебристый сарган и три разноцветные мелкие рыбешки.

Макар растянулся на горячем песке. Кожу обожгло, и теплая волна тронула каждую продрогшую клеточку, наполняя тело восторгом без причины и повода – жизнь ради жизни!

2

Весь вечер Лара занималась художественным оформлением дна аквариума.

– Пусти уже рыб, им в банке тесно, – ворчал Макар.

Лила не знала, где важнее быть: с рыбами, с Ларой, с Макаром? Бегала между ними до тех пор, пока в изнеможении не заснула на ходу, прямо посреди гостиной.

– Ой, что это я? – всполошилась Лара. – Я же печенье хотела испечь, Машино любимое! И супчик, супчик куриный!

– Успокойся, не беспокойся, – отвечал Макар, – с утра пораньше встанешь и все успеешь. Идем спать.

Спали – не спали. Лара в полшестого тихонько вынырнула из-под простыни, прошелестела босыми ступнями на кухню. Лила с Макаром не шевельнулись, но Макар не спал. Когда привезут детей? Живы ли рыбы? Надо сгонять за свежей водой… Неужели не дадут обнять внука? Как они продержатся все это время? Почему установили двойной карантин?.. Одно и то же, по кругу, без перерыва, будто горячечный бред.

Хотелось выскользнуть из дома в окно, махнуть через забор, бежать вприпрыжку и, скидывая на ходу одежду, с разгону врезаться, впрыгнуть в сонное утреннее море. Беззаботный, босоногий мальчишка в Макаре потянулся, выгнулся, пискнул откуда-то изнутри, почти уже соскочил с кровати, но поймал внимательный взгляд Лилы, увидел настороженные ушки и тревожные бровки. Ну да, да. Поник и аккуратно спустил ноги с кровати. Да, да, да, Лили-пули, а ты поспи еще – это будет долгий день.

Макар вошел в кухню, жена ойкнула от неожиданности:

– Думала, спишь еще. Кофе? Я уже бульон поставила. Печеньем займусь. Ты что будешь делать?

Он обнимал ладонями свою любимую большую чашку, глотал горький горячий кофе, не чувствуя вкуса. Солнце лупило косыми лучами, прошивало дом насквозь, как аквариум. Рыбы!

Рыбы были бодры. Макар раскрошил им корочку хлеба – хватали жадными губешками, аж выпрыгивали из воды. Сарган вытянулся вдоль стенки и степенно волновался. А что едят рыбы в море?

– Я, Лар, если ты для меня ничего не придумала, схожу окунусь и воды свежей наберу.

– Да? Не знаю… А! Купи фрукты.

– Какие?

– А что будет хорошенького, все бери. Они ведь там по всему соскучились.

– Не написали еще?

– Нет.

Только на берегу Макар понял, что забыл почистить зубы. Но во рту стоял приличный вкус утреннего кофе, а нос уже наполнился йодистыми испарениями – ночью море перевернулось и выбросило на берег длинные, курчавые ярко-зеленые стебли ламинарии. Рыбаки сидели скучные – какой тут клев? Поболтали. Разжился дармовой банкой какой-то рыбьей каши. Хранить в холодильнике! Ок.

Купаться не пошел. Ни к чему множить подозрения