что Вонон пытался вернуть трон. И мы бежали в Александрию в Арии[51], затем в Бактру. Шли три месяца с попутными караванами. Несколько раз нас пытались сделать рабами, но мы откупались. Во время переправы через Теджен погиб Лаван… Ицхак тоже плох, еле дышит, старый уже. О судьбе тех, кто остался в Хагматане, я ничего не знаю.

Иешуа замолчал и вытер рот тыльной стороной ладони, заставив себя не смотреть на еду.

– Вы были замешаны в отравлении? – нахмурившись, спросил Куджула.

– Нет, просто брали у бехдинов травы. Но во время облав иудеев хватают первыми.

– Почему ты не лечишь Ицхака?

– Я не всемогущ, его время пришло.

– Я видел, что ты сделал с Октаром. С такими увечьями не живут, когда его внесли в шатер, это был мешок с костями. Я думал, что он испустит дух, не приходя в сознание. А потом вдруг появился ты… Я даже не помню, кто тебя привел.

– Иудеи есть везде, – глубокомысленно изрек Иешуа. – А на бузкаши раздавали мясо…

– Как ты это делаешь? Одними руками…

– Не знаю… Само получается, нужно просто захотеть.

Он отрешенно потер ладони и, взглянув на кушана, изобразил подобие улыбки. Объяснять не имело смысла: его способности находятся за пределами человеческого понимания. Покопавшись в дорожной сумке, вынул холщовый мешочек, передал хозяину.

– Здесь молотые травы и коренья: марена, горечавка, дубовая кора, чертополох, золототысячник… Октара надо поить отваром, пока не встанет на ноги. И еще… пусть спит, не тревожь – во сне кости лучше срастаются.

Оба посмотрели в угол зала, где на циновках под одеялом спал кангюец.

– Мне пора, – сказал Иешуа.

– Нет, – уверенно заявил Куджула, – я тебя не отпущу.

Потом спохватился:

– Вернее… ты, конечно, можешь уйти, когда захочешь. Но сам подумай: у тебя с друзьями на руках больной старик, вы в чужом городе… Деньги-то хоть есть?

– Да, немного… Иудеи не чужие только в Палестине, мы привыкли. В Бактре есть община, нам выделили пустующий дом. Я плотник, Шаддай с Ионой каменщики – заработаем. Мне нужно идти.

Иешуа поднялся. Молодые люди обнялись.

С этого дня между ними установилась прочная дружба. По просьбе Куджулы иудею дали пропуск во дворец, и он заглядывал к другу по вечерам, когда был свободен от работы. Иногда Куджулу отпускали под присмотром стражника к Балху, чтобы искупать лошадей. Друзья плескались вместе с конями в прохладной коричневой воде, а потом сидели на песчаной отмели, греясь на солнце.

Иешуа рассказывал Куджуле о том, как оказался в Хагматане. О полном опасностей пути из Иерушалаима в Тадмор. О трудностях, с которыми каравану пришлось столкнуться в пустыне Эш-Шам. О древней величественной реке Евфрат и греческом городе Селевкия-на-Тигре.

Кушану казалось, будто он вместе с ним ходит по базару в Дамесеке, вдыхая сладковатый аромат благовоний и пряный запах специй. Или устало бредет по берегу Евфрата, слушая шелест рогоза и плеск воды. Вдыхает наполненный пылью горячий воздух пустыни, взбирается по горным откосам, отмахивается от полчищ саранчи среди скал…

История о том, как караван иудеев преследовали дэвы, показалась ему невероятной. С ним еще никогда не происходило ничего сверхъестественного, поэтому он недоверчиво слушал, как духи принимают человеческий облик, чтобы навредить жертве или даже погубить ее.

– Ну так что… эти дэвы – «шедим», как ты их называешь, – больше тебя не трогали?

– Ты знаешь, открыто они не появляются, но я часто чувствую их присутствие – как сырым ветром вдруг обдаст, аж мурашки по коже. Бывает, внутри будто струну натянули до предела, а из рук все валится. Я тогда начинаю молиться, и морок проходит. Иногда странный человек на улице покосится исподлобья, потом отвернется и уходит… Злое лицо торговки на базаре – вроде бы ничем не отличается от многих, но ты ощущаешь ее пристальный взгляд, кажется, она смотрит сквозь толпу только на тебя. Или вдруг острое чувство – нельзя поворачивать за угол. Остановишься – тут же в стену врезается колесо от арбы, и ты понимаешь: стоило сделать шаг, и все – увечье или смерть. Мне кажется, что гибель Лавана тоже не была случайной.

– Тебя кто-то предупреждает?

Иешуа досадливо сжал губы. Несмотря на доверительные отношения между ним и Куджулой, он еще не был готов открыть другу самое сокровенное: способность слышать голоса и разговаривать с ними. Еще помнилось озадаченное выражение на лице Эзры, молодого погонщика, когда Иешуа неосторожно проговорился. Это было в начале пути из Иерушалаима по Дороге горы в Дамесек. Тогда Иешуа был бесхитростным подростком, который не понимал: то, что для него является привычным и обыденным, другим может показаться странным, необъяснимым, пугающим. Теперь он молодой мужчина и знает, что есть вещи, о которых не должен знать никто, или почти никто. Врать другу он не хотел, а правду сейчас сказать не мог, поэтому пришлось уйти от ответа.

– Давай отложим этот разговор.

– Да ладно, – отмахнулся Куджула, – не хочешь рассказывать, не надо.

2

На второй день пути отряд Тахмуреса заночевал в предгорьях Паропамиса. Пока воины расседлывали лошадей, командир стоял по колено в ковыле, глядя на вставшую перед ним на дыбы землю. Он знал: чтобы пересечь эту горную страну, потребуется не меньше двух недель. А еще он знал, что истинное лицо гор – не такое. На границе со степью горы покорно стелются невысокими однообразными холмами, успокаивают ясным лазорево-голубым небом, пологими откосами, зеленым редколесьем…

Но стоит углубиться в эти обманчивые, предательские складки, оказаться на окруженной кручами тропе, как они покажут свою власть над беспечным путником. Зальют ливнями, завалят оползнями, заморозят холодом ледников.

На голом волнистом косогоре ютилась деревушка. Сакли без крыш, сложенные из разномастных кусков песчаника, жались друг к дружке, почти сливаясь с коричневыми скалами. Щели между камнями были грубо промазаны глиной. Лишь струйки дыма выдавали в нагромождении обломков жилище человека.

На закате Тахмурес взял с собой двух воинов и вскарабкался по оползню наверх. Раздался свист, после чего от ближайшей хижины навстречу метнулся бактриец с копьем в руке. Он явно следил за непрошеными гостями из темноты норы, не показываясь, пока те не вошли в деревню. Со всех сторон уже бежали соплеменники, держа наготове оружие – копья и длинные, похожие на сабли, ножи.

Кушан поднял руки в приветствии, открытые ладони говорили о мирных намерениях. Узнав, что чужаки ищут проводника, бактриец с заросшим до самых глаз лицом завел их в дом.

Обстановка жилища оказалась более чем скромной: сложенный из камней очаг, тростниковые курпачи[52] на земляном