* * *

Дмитрий Шалфеев дико поругался с женой прямо перед отъездом на этот скоротечный вечер, который успели организовать кумушки, как только узнали, что в «Медовую долину» приехал хозяин с женой и с друзьями.

Время было неспокойное, и этот провинциальный полубал вполне можно было отложить, но граф может в любой момент уехать. И увезёт с собой друга, который не только молод и хорош собой, но ещё и граф, а самое главное, он не женат! Да и самого графа Рысева нельзя сбрасывать со счётов. Закон дозволял иметь несколько жён. Так, чем черти не шутят, вполне возможно, и его взгляд упадёт на какую-нибудь из девушек.

Так уж получилось, что в их местах девушек всегда было больше, чем парней. И всех их нужно было пристроить. А вывозить даже в Тулу не каждая местная семья могла себе позволить.

Собственно, по этому поводу Шалфеев и поругался с женой. У них было три дочери и единственный сын и наследник, учащийся в военной Академии Петербурга. С утра Дмитрия не оставляли странные предчувствия, и он с пеной у рта пытался доказать жене, что не стоит ехать в Дубну. Но, куда там. Девочек нужно было пристраивать, и упускать такой шанс Кристина была не намерена.

Они разругались настолько, что Дмитрий решил ехать верхом, а не в экипаже, чтобы не усугублять и так испорченное настроение.

Они проехали половину дороги, когда его лошадь внезапно заржала и присела на задние ноги, а потом взвилась на дыбы и забила в воздухе передними копытами. Шалфеев не удержался в седле и вылетел прямо в снег.

Кучер, управляющий экипажем, оглянулся и увидел только зловещую тень позади экипажа. Мимо него пронеслась испуганная лошадь без всадника. Сзади раздался крик, и кучер успел увидеть, как что-то или кто-то утаскивает его хозяина в придорожные кусты.

У него в экипаже сидели перепуганные женщины, и кучер не стал останавливаться и разбираться, подвергая их опасности. Он хлестнул лошадей заорав:

— Пошли, родимые, — пуская лошадей вскачь и увозя Кристину Шалфееву и её трёх дочерей от опасного места. Домой было нельзя, для этого пришлось бы разворачиваться и ехать прямиком к твари в пасть, пришлось что есть сил нестись в Дубну, где в ратуше собралось такое количество людей, что там им обязательно помогут.

* * *

Сегодня абсолютно все решили попробовать моё терпение на прочность. Сначала эта шутка с Фырой, потом пришёл главный пчеловод и долго что-то мне пытался рассказывать про ос, которые обижают бедных пчёлок.

— Что ты от меня хочешь? — я потёр переносицу.

— Так ведь пчёлок жалко, — мастер развёл руками.

— Жалко, и я полночи буду рыдать, — ответил я резко, чувствуя, что терпение начинает заканчиваться. — Тебе от меня что нужно? Я как могу помочь несчастным пчёлкам?

— Если мы гнездо осиное снять не сможем, вы же нам подсобите? Хоть советом каким, — жалобно спросил мастер. — У вас же дар есть, может, как-то можно будет магически на паразиток этих повлиять.

— Я понятия не имею, как ухаживать за пчёлами. И не могу сказать, как снимать осиные гнёзда, — потерев лоб и посмотрев на его потерянное лицо, проговорил. — Ладно. Если вы не справитесь, я зайду в этот амбар поздороваться с пчёлками и посмотрю, что там можно сделать.

— Ой, спасибо, ваше сиятельство, — и мастер неуклюже поклонился. — А то пчёлок жалко.

— Вали уже отсюда, мне ещё на вечер нужно собраться. — Я махнул на него рукой.

Николаев вышел из кабинета, но вот мне выйти не удалось. Потому что дорогу перегородил Игнат.

— Васька здесь остаётся, а мы с ребятами с вами поедем, — безапелляционным тоном заявил мне мой помощник.

— Зачем вы с нами потащитесь? — я закатил глаза. — Мёрзнуть полночи на морозе? Я же не знаю, сколько времени в ратуше проведу.

— Ничего, ваше сиятельство, мы подождём. — ответил Игнат, и в этот момент я почувствовал, что как-то переубедить его — абсолютно пустая трата времени.

— Хорошо, готовь обе машины, — спустя минуту проговорил я, и Игнат, коротко поклонившись, вышел.

В кабинет вошла Фыра. Я долго смотрел на неё, отметил про себя, что камни в ошейнике сверкают, как положено, пока не потускнели, значит, подзарядка не требуется. Фыра села на ковёр и пристально посмотрела на меня жёлтыми глазищами.

— Ты со мной не поедешь, — строго проговорил я. Рысь тряхнула головой, зевнула во всю свою пасть, с внушительными клыками, и запрыгнула на диван, растянувшись на нём. — Похоже, это означает: «Не очень-то и хотелось», — да? — Спросил я у неё. В ответ Фыра посмотрела на меня прищуренными глазами и ещё раз зевнула. — Вот и отлично. Я тогда пошёл собираться.

Маша, скрипя зубами и, кажется, негромко матерясь, перебирала свои наряды.

— Женя, у меня есть синий форменный костюм, но нет синих вечерних платьев, — сообщила она, поворачиваясь ко мне.

— Очень жаль, Машенька, — я стянул рубашку через голову и бросил её на кровать. Не буду себе изменять: белый костюм и чёрная рубашка. Даже императрица сочла меня вполне прилично одетым, так что местной публике сами боги велели. — Надеюсь, ты приобретёшь его на тот случай, если вы снова решите глупо пошутить. Чтобы не выставлять меня идиотом.

— Женя, извини, мы не думали, что он так отреагирует, — она подошла ко мне и уткнулась в шею.

— Одевайся, — я погладил её по волосам. — На такие вечера положено опаздывать, но всё-таки не слишком сильно, потому что совесть надо иметь. — Поцеловав Машу в висок, я её слегка оттолкнул и вытащил рубашку.

— А где твой орден? — спросила Маша, остановив выбор на лавандовом шелковом платье. Не синее, конечно, но сойдёт. — Это был бы прекрасный штрих, если бы вы с Олегом пришли с орденами. На нетитулованных дворян эти штуковины почему-то очень странно действуют.

— Я его отдал деду. Пускай повестит рядом с картиной, где Рысь изображена. Или на неё, мне без разницы. Ему нужен наглядный предмет для гордости, который можно ткнуть в морду особо сомневающимся типам. Орден для этого подойдёт идеально. Не только нетитулованные дворяне странно реагируют на награды, Машенька. — Я ухмыльнулся. — Полагаю, Олег отдал своему отцу. Это его