Из этих стан относительно несложно можно попасть в Венгрию, а она с недавних пор с русскими не воюет. И это обстоятельство бесит пана Дуду сильнее всего прочего. Он, сделав Польшу любимой женой Вашингтона, хотел вознести этих людей на вершину мировой славы, а они бегут от своего счастья как от огня.

К тому же в Польше имеется такая неподъемная обуза, как украинские «беженцы», правдами и неправдами выбравшиеся с территории своей страны тогда, когда там только начали летать туда-сюда русские ракеты. В армию это быдло не призовешь, даже если это мужчины в самом расцвете лет, и работать не заставишь, ибо запросы у них как у британской королевы. А еще им требуется платить пособия, оплачивать жилье и сдерживать все нарастающий гнев аборигенов, готовых палками гнать этих курв обоего пола обратно на Украину прямо в зубы Путину и Сталину. Это пана Дуду тоже бесит, правда, чуть меньше, чем положение с мобилизацией. Он бы и сам разогнал этих холопок и холопов на все четыре стороны, но пан Пенс требует держать этих людей у себя, и даже обещает оказать Польше помощь финансовыми траншами и оружием, как стране, сражающейся с мировым коммунизмом и глобальным союзом автократий. А деньги и оружие пану Дуде нужны, и даже очень, ведь это главные ресурсы войны, и именно они у небольшой страны первыми подходят к концу.

9 сентября 2019 года, город Вильнюс, вечер, где-то среди развалин

Светлана Тихановская-Пилипчук, она же лидер «народных» масс, она же пани почти президент, она же Света-котлета

Два дня и две ночи продолжался ожесточенный штурм Вильнюса самыми отборными сталинскими головорезами. Как только война приблизилась к нашему дому, мы с детьми и наши соседи, которые еще оставались в городе, укрылись в подвале и молились о том, чтобы нас не завалило намертво обломками стен, ведь в таком случае выбраться без посторонней помощи мы бы не смогли.

В нашем доме укрепились подразделение литовской армии и ополченцы, а большевики и их российские союзники, жалея жизни своих солдат, расчищали им дорогу тяжелыми бомбами и выстрелами штурмовых орудий. Это был просто ад. Мы слышали, как снаряды попадают в наш дом – от этого наш подвал сотрясался, и женщины взвизгивали, каждый раз ожидая, что обрушится потолок. А я в эти моменты зажмуривалась и, обняв плачущих детей, шептала: «Все будет хорошо… Все будет хорошо…»

В итоге дом наш был превращен в развалины. От него остались лишь стены. Пустые глазницы окон и разрушившиеся балконы, копоть на стенах напоминали мне кадры какой-то жуткой кинохроники.

«Неужели это все происходит на самом деле?», – думала я, испытывая ужас обреченности.

И неизменно ко мне приходили мысли, что среди тех, кто заварил эту кашу, была и моя персона. И потому, когда в моменты самого дикого страха мне хотелось воскликнуть: «За что?!», я прикусывала язык, понимая, что это кара. За мою безграничную глупость, обернувшуюся предательством.

Местные смотрели на меня волчьими глазами. Казалось, что они готовы разорвать меня. Ненависть просто светилась в их глазах, и они ее не скрывали – ведь именно я своим безответственным поведением и глупыми речами позвала сюда безумных сталинских берсеркеров, а следовательно, стала причиной всех их несчастий. Еще пару месяцев назад они жили обычной мирной жизнью, в полном убеждении своего европейского превосходства над бульбашами и москалями, и надеялись, что так будет продолжаться вечно, потому что их драгоценная Литва является членом ЕС и НАТО. Но потом случилось то, что случилось, и моя глупая самонадеянность сыграла при этом не последнюю роль, и вот теперь мы все вместе сидим в подвале, трясемся от страха и тихо ненавидим друг друга.

Кто на самом деле мои соседи, я и знать не знала. Я всегда смотрела на них свысока. Они же обычные, а я – народный лидер, почти президент! Прежде мне казалось, они благоговеют передо мной. Они любезно улыбались мне, приветливо кивали…

Но какими же они оказались гарпиями!

Как-то раз после одной из атак одна молодая, похожая на крысу, литовка с белесыми глазами и такой же белесой гулькой из трех волосин на макушке, обличающе указывая на меня длинным пальцем, сказала на плохом русском:

– Это ты во всем виновата! Ты нам сделала вот это все… Ты думала, что такая же, как мы? Думала, что ты настоящий президент? Да если б ты не была глупой курицей, твои русские не пришли бы нас сейчас убивать!

Мрачная толпа ее товарок недобро смотрела на меня. Мне показалось, что литовка сейчас вцепится мне в волосы. Потом пожилая женщина стала ей что-то говорить на своем языке, отчего на лицах остальных женщин появились глумливые усмешечки. Та опустила свой палец, что-то резко ответила и, бросив в мою сторону короткое литовское ругательство, отошла.

Наверное, тетка сказала ей что-то вроде: «Оставь ее в покое, ей все равно подыхать по приговору ее диктатора, так дай ей испить свою чашу сполна. Мы, может, и выживем, а вот когда ее поймают сталинские головорезы, жизнь в подвале покажется ей раем».

Наконец над нашими головами перестали греметь взрывы и звучать выстрелы. Это был миг короткой благодати, когда я поняла, какое это счастье – не слышать этих страшных звуков, когда каждый раз прощаешься с жизнью. Война двинулась дальше – туда, где у Литовской республики еще оставались живые защитники. А мы остались живы и невредимы. Правда, все наше имущество было утрачено. Люди, сидящие рядом со мной, обменивались горестными репликами, очевидно, обсуждая, где они будут теперь жить и что есть. И снова начались косые взгляды в мою сторону… Я догадывалась, что та самая злобная литовка снова разгорелась ко мне гневом и опять готова обрушить на меня свое негодование, чреватое очень неприятными последствиями. Она могла выцарапать мне глаза, выдрать волосы. Избить, покалечить… Что ж, это, конечно, ерунда по сравнению с тем, что меня ждет, но ведь все это будут видеть мои бедные дети…

Я не сомневалась, что до этого дойдет, но тут в дверь в наш подвал раскрылась. Нас облил свет мощного фонаря, отчего мы, привыкшие к полумраку, зажмурились. Но потом мы разглядели визитера – это был русский солдат в бронежилете и каске-сфере. Он показался мне огромным и устрашающим, и мое тело стала бить непроизвольная дрожь. А он тем временем неторопливо и внимательно разглядывал нас, и, убедившись, что тут нет никаких солдат и вообще мужчин, удовлетворенно кивнул и, так ничего и не произнеся, захлопнул дверь с