Шрифт:
Закладка:
А ведь Дмитрий вышел в город не случайно. Петр, между прочим, его царское величество, когда уходил, даже не просил, а по простецки приказал где-то к вечеру прийти к нему, побалакать немного. И это побалакать, так было сказано грозно, что хоть убегай из России. Только вот, кому убежать — Дмитрию, Меньшикову или, для разнотравья, князь-кесаря Ромодановскому? И вообще, царь запомнил свою тираду о казнях виновных и наградах обвиненных?
Вопросов было много, очень уж хорошо Дмитрий напоил его, гм. А узнать все можно было только на практике. Пришел и посмотрел. Есть веселая кампания во главе с царем — присоединился, нет кампании, а Питер спит или вообще куда-то усвистал — иди домой, на милость жены. Вот и усе!
Хорошо хоть пролетка своя и кучер крепостной, ни куда не денется, привезет хозяина домой, трезвого ли, пьяного ли в дубелину.
Хотя ближе к домику вопросов уже не было. Пьянка была в разгаре, пьяные крики звучали так громко, что даже слышались на улице. Дмитрий зашел в помещение, попытался укрыться среди собутыльников этакого сбора/собора. Но нет, царь Петр, хоть и изрядно навеселе, все же увидел нового гостя.
— А вот и наш князь Хилков, ну-ка, Алексашка, иди сюда, мерзавец! — Петр вблизи был явно в гневе, пьяный, разумеется, но в морду спокойно может дать. А то еще шпагой проколет. Потом-то, да, будет сожалеть и кается трезвым, ха, а только мертвому тебе уже все равно. Поэтому, на всякий случай, лучше мирно подойти. А ведь трудно получается. Мин херц сподобился, поставил рядом с Меньшиковым, гадом таким. И чего-то нюхалка говорит. Это ж неспроста!
Петр I молча посмотрел на нас, видимо что-то ему не понравилось. Плеснул теперешней водки. Сплошная сивуха. Не, Дмитрий на это не подписывался. Понюхал, точно сивуха, насколько резкая по запаху, настолько слабая по крепости.
Остановил Алексашку, этот дурак уже начал пить. Объявил застывшему в удивлении Петру:
— Я это пить не буду, не трогает. Лучше уж моего, вот!
Поставил на стол металлическую фляжку на общее обозрение, недавно прессованной из тонкого железного листа. Все — и лист, и технология прессования — достижения князя Хилкова. Выпускал достижения будущего попаданец, ой, выпускал, хотя клялся, что не выпустит. Потом клялся, что выпустит, но немного. Затем, уже недавно, просто махнул рукой. Дескать, с волками жить, по-волчьи жить. Пароходы уже пустил в этот мир, причем чуть ли не сериями, что же тут о металлической фляжке говорить.
А фляжка хорошая, плоская, под анатомию человеческого тела сделана, от того вроде бы и маленькая и незаметная, хотя и штоф водки пропускает. Для армии самый раз. Необходимость в ней была такая, что она появилась в России уже в то же XVIII веке, правда в середине столетия примерно. Манерка называлась.
Вообще-то сведения о них были давно, а вот в этой реальности современная металлическая фляжка появилась в эпоху Петра Великого в России. Автор — князь Хилков, прошу любить и жаловать.
Это попаданец совершенно по-мальчишески похвастался, а чего тут! Все окружающие толпились вокруг, даже про водку забыли, не говоря уже о замысле Петра как-то примирить разбойников. Еще бы! Сам царь, отобрав специальный ремень под фляжку, пыхтя, одевался. Сумел-таки! Гордо показал фляжку на животе.
Потом спросил заинтересовано, где они продаются? Не себе спрашивал, для гвардии. Или, хотя бы, для любимой первой роты Преображенского полка. Дмитрий его успокоил. В его заводике начали выпускать армейские фляжки сотнями, правда в месяц, но если будет государственный заказ, то и это количество можно преувеличить.
Отвинтил пробку, которую уже не первый человек пытался выдернуть. Пробка — одновременно своеобразный стаканчик — Дмитрий тут же пустил в дело, набулькал в нее водки из фляжки. Сам и выпил. Божественно!
Утренняя пьянка давно уже отзывалась надоедливым похмельем, а пить было нельзя, вдруг царь Петр Алексеевич трезв, а ты тут пьян. Нехорошо, брат, получишь обиженный удар тростью от самого государя.
Прямо-таки оскорбленный Петр I, пьяный, а, значит, можно, отобрал фляжку и напрямую из горла отпил. Хотя хватил его только три глотка, а потом он замер в изумлении.
— На, государь, — поспешил Дмитрий на помощь, подсунул фужер с пивом. Ерш, конечно. На утро будет голова раскалываться, а вот не фиг так пить!
Сам Петр, сунув фляжку и пробку — стаканчик Меньшикову, схватил фужер и со скоростью верблюда, прошедшего жаркую пустыню, начал пить.
— Вот ведь сука (в литературном выражении), — непечатно выразился он по поводу Дмитрия. Тот не испугался, наоборот издевательски утонченно поклонился. Мол, нечего лезть, коли не можешь пить.
Царь тоже не обиделся, не такой уж повод, чтобы лезть в стакан. Вместо этого опять построил в ряд князей Хилкова и Меньшикова, сурово, но с пьяну сказал:
— Мать — перемать, вы оба мне уже говорили свое, оба вроде бы честно и искренне и при том доказательно. И что теперь, бедный царь должен мучаться? Не пойдет! Я буду мучаться, думать, а вы будете мучаться на плахе. Сначала палач будет вас пытать, а после головы рубить.
— А мне-то за что? — не сговариваясь, дружно удивились они. Если бы противники были трезвыми, то, наверно, так же бы злились, особенно Дмитрий, который до сих пор очень хорошо помнил пытку на дыбе.
Но они были уже пьяны и полотому почти искренне посмотрели друг другу в глаза. Конечно, в глубине глаз плескалось лукавство, но и нельзя было примирить недавних смертельных врагов. Проще было соединить львов м гиен.
Петр это тоже понимал и продолжил «мирную миссию». Его можно было понять. Никакой реформатор, пусть даже он царь и самодержавец, не сумеет провести комплекс радикальных преобразований, тем более, петровского масштаба, затрагивающих и всю Россию, и каждого отдельного россиянина.
Ему надо были искренние помощники, верящие в реформы царя. И ведь что происходило. Два первых помощника, самых искренних и самых активных поссорились. И пусть главным был князь Меньшиков, а князь Хилков был более пассивным, но царь оказался не готов терять обоих. И теперь проводил мероприятия по сближение обоих.
— Есть два пути, — объявил он, — первый
