Ранее Джек писал, что Кентарх телепортировал тело Иссы и бутылку Таскера в Африку, похоронив её у подножия очень значимой для его семьи горы. Вернулся он сосредоточенным и полным решимости сражаться до конца.

Могло ли помутнение так просто взять и пройти? Надеюсь, что да. Надеюсь, он сумел вырваться из петли, в которую попал.

— О чём вы с Джеком обычно переписываетесь?

— Об их успехах, — ответил Арик. — И он сообщает всё, что узнал от остальных, что, по его мнению, может помочь нам перевернуть игру. Я сказал ему, что важна любая мелочь.

Любопытно.

— Например?

— Архангел рассказал предания старейшин из его секты о том, как можно повлиять на богов. Согласно этим легендам, герой должен сначала привлечь внимание богов, а затем принести в жертву нечто дорогое.

— Что ж, нам как раз бы не помешало божественное вмешательство. И как же привлечь их внимание?

— Я тоже об этом спросил. Джек полагает, что для этого нужно банально стать самым громким не-богом на земле. Рупором.

— А что может быть засчитано как жертва?

Оген, карта Дьявола, жаждал жертвоприношений. Цирцея тоже.

— Я много знаю о жертвоприношениях, но не хочу сейчас это обсуждать.

Его обеспокоенный взгляд опустился на мой живот.

А, все эти истории про первенцев. Боги — те ещё отморозки.

Но тут мне вспомнилось видение от Мэтью. Десятка мечей. Он спросил: «Чем ты пожертвуешь? Что готова выдержать?»

Могли ли мы с Ариком привлечь внимание богов в ту самую ночь, когда впервые занялись любовью? Когда зачали Ти?

Тоже встревожившись, я сменила тему:

— Кажется, уже время завтрака.

— Давай я приготовлю. А ты пока отдыхай.

— Мне приятно быть занятой делом. И добывать еду — одно удовольствие, когда есть всё необходимое.

Сбор яиц и молока успокаивали меня. По крайней мере, так было раньше. Но за последние пару недель напряжённая неловкость между мной и Ариком трансформировалась в нечто совсем иное.

В подвальной оранжерее мы пережили целый спектр мучительных мгновений. Когда я, подставляя лицо под солнечные лампы, довольно вздохнула, он сжал кулаки и отвернулся. Та же история повторилась, как только я наклонилась за веточкой розмарина, и его взгляд устремился к моей груди.

Сколько ещё он будет отворачиваться? И хочу ли я, чтобы он перестал?

Возобновление наших отношений стало казаться неизбежным. Я хотела его так же сильно, как и он меня. Каждый раз, когда он выходил из ванной в одном лишь полотенце на бёдрах под влажным татуированным торсом, я сгорала от желания.

Физически я была более чем готова. Но эмоционально любовь к Джеку вставала на пути любви к Арику.

Я поднялась с кровати и нахмурилась, когда Арик издал странный сдавленный звук.

— Арик? — Я проследила его взгляд. — Ой.

Моя ночная рубашка натянулась на потяжелевшей груди. Как она могла так вырасти? За эту ночь я прибавила в весе.

Его брови были сведены, словно я застала его врасплох.

— Sievā?

Мой взгляд скользнул по его напрягшимся мышцам. Арик выглядел так, словно боролся с желанием броситься ко мне и зацеловать так, чтобы я позабыла обо всём.

Пока он не решился, я поспешила сказать:

— Я в душ. Вернусь через минуту.

Как будто бы не доверяя в этот момент своему языку, он просто кивнул.

Стоя в душе, я всё вспоминала его ошалелый взгляд и старалась не обращать внимания на то, какой чувствительной стала кожа под горячей водой. Капли стекали по символам на руках, по растущему животу, по пустому безымянному пальцу.

Я не готова восстановить наш брак.

Оглянулась через плечо в сторону спальни, где остался Арик.

Но буду.

Глава 7

Смерть

Я метался по спальне, терзаемый дикой смесью неудовлетворённого желания и неослабевающего чувства вины. За эти недели что одно, что другое только возросли.

Надо же было всё так испортить.

Или наши отношения всё равно дали бы трещину с появлением Джека, который оказался жив? Эви предпочла его, когда у неё был выбор. Но затем ей пришлось остаться со мной.

Любила ли она меня? Да. Но я всегда буду помнить, что она выбрала не меня.

И всё же я выбрал её. Выбрал принадлежать ей целиком и полностью. Я желал схватить обручальное кольцо из ящика и вернуть ей на палец.

Как моё тело скучало по плотским удовольствиям, так и разум скучал по нашим телепатическим разговорам. Моя душа скучала по своей паре.

Но даже если Эви захочет восстановить то, что у нас было, мы недолго сможем быть вместе. Я всё больше уверяюсь в том, что мы не сможем сорвать игру, даже рождение нашего сына этого не изменит.

Я жалел, что не поведал жене о своём плане победы над Императором. Вопреки своей обычной честности, я решил умолчать об этом, потому как на кону не только наши жизни.

Но разве я был всегда предельно откровенен с ней? Я ведь так и не сказал ей, что Дурак уже давно предсказал моё будущее: полурай, полуад.

Эви, выскользнув из ванной, прятала от меня свой взгляд, и это позволило мне рассмотреть все изменения её потрясающего тела. Наш сын растёт; её грудь и живот стали больше. Одежда едва ли скрывала изгибы, рубашка натянулась на груди.

Пуговка над самой ложбинкой держалась на тонкой ниточке.

Я держался на ниточке.

Это было сущей пыткой: я мечтал, чтобы пуговка порвалась, и одновременно молился, чтобы выдержала.

Пока Эви расчёсывала свои длинные блестящие волосы, пуговица скакала вверх-вниз. Вверх. Вниз. Господь всемогущий…

— Сегодня думаю собрать клубнику.

Час от часу не легче. Она будет постанывать от удовольствия, а мне придётся держать себя в ежовых рукавицах.

— Как пожелаешь, — ответил я, сам не узнавая свой голос.

Когда мы вместе вышли из замка, я подавил желание взять её за руку и повторить все те поцелуи, что мы уже разделяли здесь.

В этом зале она кокетливо улыбнулась мне.

В этом коридоре она прикусила мою нижнюю губу.

У этого окна она вцепилась в мои волосы, чтобы притянуть ближе. Сильнее. Ещё.

Я потёр ладонью лицо. Когда мы спустились в оранжерею, я отвёл взгляд от садового столика, где мы занимались любовью и не раз.

Надо срочно найти тему для разговора. Я прочистил горло и спросил:

— Ты уже решила, как назвать нашего сына? Мы же не можем записать его как Пти Гарсон Грин Доминия.

Она радостно откликнулась:

— А что, хорошо звучит!

Моё выражение