Я не знаю, есть ли другие с такой силой. Возможно, даже сейчас, когда я пишу, целые реальности приходят и уходят, перемещаются и меняются вокруг меня. Однако так больше не будет. Я намерен положить этому конец. Я намерен сделать так, чтобы ни одному человеку не пришлось пережить ад, который я испытал.

Сегодня вечером я буду говорить. И сила перестанет существовать.

Я обдумывал это, как я уже сказал, в течение многих лет, и я считаю, что я отточил, оговорил и уточнил своё заявление до такой степени, что оно не будет иметь никакого эффекта, кроме того, который я намереваюсь достичь. Я даже записал его, чтобы удостовериться, что я не делаю ошибок.

Конечно, невозможно точно знать, какими могут быть все последствия моих слов. Законы природы и науки могут ломаться и разрушаться; сам мир может совершенно измениться. Но я готов рискнуть. Я должен пойти на этот риск.

В процессе этого, я, со своей силой, вместе с любыми другими людьми, обладающими этой же способностью, перестану существовать. Это и к лучшему. Мои старческие бредни, когда я состарюсь, теперь никогда не смогут повлиять на кого-либо; крики моей смерти не вызовут хаоса. Вместо этого я просто исчезну из жизни. Я, вероятно, никогда не существовал вообще. Люди, которых я когда-то знал, не сохранят даже слабого воспоминания обо мне.

Эти записи являются моим доказательством. Я записал события, как они произошли, и попытался объяснить, в некоторой степени, все последствия моей силы. Если я добьюсь успеха в своих намерениях, сила исчезнет, навсегда и никогда не будет больше беспокоить человечество. Если я не добьюсь успеха… кто знает? Я могу только попытаться. И я готов рискнуть.

Пожелайте мне удачи.

Перевод: Игорь Шестак

Вашингтонцы

Bentley Little, «The Washingtonians», 1992

Во время войны в персидском заливе меня поразило, как быстро народ принял сторону правительства. Убили сто двадцать тысяч иракцев, наверняка не все они были солдатами или потенциальными Саддамами Хусейнами, среди них было немало женщин и детей, которым не повезло проживать там, где сбрасывали бомбы. Но службы новостей тщательно контролировались, информацию на пресс-конференциях фильтровали. Мы не видели на экранах телевизоров ни трупов, ни крови. Люди верили каждому слову СМИ. Я задумался, а что если вся наша история построена на лжи? Что если все, что мы учили в школе политически ангажировано? Из этих сомнений и выросла идея «Вашингтонцев».

* * *

Я сдеру кожу с ваших детей и съем их.

А потом сделаю из их косточек утварь.

− Это подлинник, − сказал Дэвис. — Это написал Джордж Вашингтон.

Он выключил свет, надел перчатки и вытащил манускрипт из-под лупы. Дэвис покачал головой.

− Где вы это нашли? Я давно в этом бизнесе и никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Майк покачал головой.

− Я вам уже говорил. Это валялось в сундуке моей прапрабабки среди прочего хлама, мы его нашли в сарае.

− Могу я поинтересоваться, что вы собираетесь с этим делать?

− Что ж, если это подлинник, я думаю, мы могли бы пожертвовать его Смитсоновскому институту. Или продать письмо ему же, если получится. Сколько он может стоить?

Дэвис развел руками.

− Он бесценен.

− Хотя бы примерно.

Дэвис наклонился поближе к собеседнику.

− Мне кажется, вы не понимаете, что у вас в руках, мистер Фрэнкс. С помощью этого клочка бумаги, вы можете переписать всю историю нашей страны.

Он демонстративно выдержал паузу, желая подчеркнуть важность своих слов.

− История это миф, мистер Фрэнкс. Это не просто набор имен, дат и фактов. Она похожа на религию, она больше повествует о взглядах тех, кто её формировал, чем о реальных участниках тех событий. Что мы знаем из школьных уроков о Джордже Вашингтоне? А Аврааме Линкольне? Впечатление, которое они произвели на очевидцев. Вашингтон был отцом страны. Линкольн освободил рабов. Мы сформировались как нация, благодаря вере в этих исторических личностей. Это письмо разрушит эту веру и навсегда изменит образ Вашингтона, а, возможно, и всех отцов основателей. Это большая ответственность, вам следует подумать об этом.

− Подумать об этом?

− Решить, что будете делать с полученными знаниями.

Майк пристально смотрел на Дэвиса.

− Скрывать это? Зачем? Если это правда, люди должны знать.

− Людям не нужна правда. Им нужен образ.

− Верно. Сколько я вам должен?

− Около пятидесяти долларов.

Дэвис начал выписывать чек. Но вдруг поднял глаза на Майка.

− Я знаю одного коллекционера, − сказал он. — Он уже очень давно собирает такие диковинки. Может мне позвонить ему? Он очень осторожный, очень влиятельный и, я уверен, очень щедрый.

− Нет, спасибо.

− Я сообщу ему о вас и все организую…

− Меня это не интересует, − сказал Майк.

− Хорошо.

Дэвис вернулся к чеку. Он закончил писать, оторвал краешек бумаги и вручил Майку копию.

− На вашем месте, мистер Фрэнкс, я бы что-нибудь предпринял.

− Что именно? — спросил Майк, взяв чек.

− Отложим до утра.

Всю дорогу домой Майк думал о письме Вашингтона. Оно лежало на пассажирском сидении рядом с ним в пластиковом конверте, который дал ему Дэвис. Каждый раз, поворачивая на север, Майк видел в конверте отражение медленно заходящего солнца. В его машине ещё ни разу не было столь ценной вещи. Он нервничал. Ему следует все обдумать, прежде чем брать письмо с собой. Что если он разобьется на машине? Что если письмо сгорит? Майк сжимал руль вспотевшими ладонями.

Но не от осознания ответственности у него вспотели руки. Не это его нервировало. Нет. Причина была в самом письме.

Я сдеру кожу с ваших детей и съем их.

То, что эти слова написал реальный человек, а не персонаж какой-нибудь новеллы, уже пугало Майка. Джордж Вашингтон написал такое… Трудно принять столь ужасную мысль. В этом было что-то жуткое. Каждый раз, когда Майк смотрел на пластиковый пакет, его затылок покрывался гусиной кожей. Казалось бы, он должен восхищаться, гордиться своей находкой, но вместо этого он чувствовал себя испачканным, оскверненным. Майк вдруг подумал, что лучше бы ему никогда не видеть этого письма.

Впереди, над винным магазином Майк увидел рекламный щит, карикатура на Джорджа Вашингтона. Отец основатель, точно такой же, как на долларовой банкноте, подмигивал Майку,