— Давай! — один охранник подмигнул другому и зажал шею Юрия в борцовском захвате.

Второй закрыл ему рот и нос ладонью, а, как только тот стал задыхаться, освободил нос и сунул под него зеленый порошок. От глубокого вдоха голова Юрия закружилась и устоять ему помог тот охранник, что еще сдавливал шею. Но через пару секунд все пришло в норму, и Юрий почувствовал, что его никто не держит.

На мгновение ему показалось, что он попал в изумрудный город: мир заблистал всеми оттенками зеленой палитры. Он моргнул несколько раз и сразу же все вернуло свои прежние краски.

Но дело было не в цвете. Руки, которые он поднял перед собой, принадлежали явно не ему. Не могло у него быть таких здоровых накаченных лап, как у морячка Папая, деформированного культуриста.

Он согнул и разогнул пальцы, покрутил кистями руки, согнул руки в локтях, — нет, все гнется и двигается, как родное. На радостях Юрий хотел заехать Батыю в лоб, но, как оказалось, у того клешни были тоже будь здоров! «Вот почему я летаю от его ударов», — догадался он.

— Рабочая ипостась, — прокомментировал охранник. — Первый доступный магический лик. Большего тебе и не понадобится, да и кто же тебе даст! — он подмигнул своему товарищу, и они дружно рассмеялись.

Юрий подумал, что с такими лапами оказаться на свободе раз плюнуть, но вид охранника с мощной плетью вместо руки, его уверенность поколебал. Кроме плети, верхнюю часть туловища защищали панцири, выпуклые, как старинные кирасы.

— Первая боевая ипостась, — ухмыльнулся охранник, проследив его взгляд. — Плеть перешибает таких, как Батый, пополам, верно я говорю?

Батый оскалился, изображая подобострастную улыбку, и изобразил вполне понятный жест — провел ладонью под горлом.

Только при этом он не сводил пристального взгляда своих маленьких, утопленных по нависающими надбровными дугами глаз, с Юрия. «Ну, это мы еще поглядим, кто кого», — подумал тот, поежившись от такого внимания.

— Повеселились и будет, марш в строй! — прервал молчаливый диалог охранник. — Слушайте все! Арбайтен по-стахановски! План — закон, выполнение — долг, перевыполнение — честь, провал — позор и расстрел на месте! Дрын, забирай свою бригаду!

— Все слышали? — вышел вперед Дрын. — Марш в шахту!

— Слышь, бригадир, — подошел к нему Леха, — поставь молодого на дробилку.

— Не могу, — перешел на шепот Дрын, — мне Батый уже секир-башка пообещал, если его не будет в выработке.

— Эх, пропадет ведь… — покачал головой Леха и поплелся следом за всеми.

Разработка магита находилась вне зоны лагеря, и до нее пришлось топать ровным строем, стараясь не наступить на пятки шагающих впереди и чертыхаясь от неосторожности тех, кто двигался сзади. Выработка велась в одной из пещер на крутом берегу старинной реки, проложившей себе русло глубоко в долине. В действительности она была не шахтой, а каменоломней, о чем Юрий слышал и ранее. Но профессионалов среди «шахтеров поневоле» не было и с терминологией обращались вольно, лишь бы слово было близко по значению тому, что хотел выразить говоривший.

Юрий вдохнул несколько раз полной грудью остывающий вечерний воздух и бросил печальный взгляд в долину реки. Стремительно вечерело и над согретой за день рекой уже стал собираться легкий туман, покрывая ее косматым одеялом. Первые звезды робко проявились на потемневшем небе, равнодушно взирая из черной бесконечности.

— Не задерживай процесс, парень. — проворчал Дрын. — Ступай с Михой, он тебе покажет твой штрек.

Молодой парень, что стоял за его спиной, вышел вперед и кивнул:

— Иди за мной, провожу до самой кротовой норы.

— Куда? — не понял Юрий.

— Так мы штреки называем. Держи светильник.

Миха протянул светящийся шарик, похожий на большой белый одуванчик, который тут же примостился у Юрия на плече. Внутри него явно просматривалось маленькое лупоглазое тело то ли птички, размером с колибри, то ли шмеля, размером с птичку. Окружающий его светящийся пух, напоминал светодиодные нитки, толщиной с ворсинку, которые торчали во все стороны, образуя ровный шарик.

— Бионик, — пояснил на ходу Миха. — Мы их зовем «пушистиками». Как видишь, никакой магии. Я тут сам без году неделя, но, если что непонятно — спрашивай.

— Что такое ипостась? — сразу выпалил Юрий, вертевшийся на языке вопрос.

— Ее еще называют ликом. Если коротко, то это форма, которую ты можешь принимать в определенных обстоятельствах, то есть когда нужно. А если длинно, то все сложно… Попробую сказать, как понимаю я. Представь, что ты кидаешь расплавленный воск в воду. Он застывает в разной форме, но воском он быть не перестает, верно? Так и с ликом — ты вроде как прежний, но форма твоего бытия другая. Понятно?

— Нет, если честно.

— И мне тоже, — вздохнул Миха, — но это работает.

Штольня уходила дальше под землю и свет от сидящих на плече фонариков уже оказывал существенное влияние на дальнейший путь. Юрий поднял голову и с интересом рассматривал сводчатый потолок, переходящий в округлые стены. Очевидно, основной туннель был образован подземной рекой, по какой-то причине сменившей много веков назад русло.

— А это что такое? — показал он на ряд ниш, выбитых в стене и зияющих черными квадратными отверстиями.

— Могилы это, — помрачнел Миха.

— Точняк! — раздался голос в стороне и из темной ниши вышел Батый. — Примеряй для себя место.

Он оказался не один, вместе с ним появились двое подручных, гораздо субтильнее, зато более мерзкие на вид. «Почему такие люди выглядят, как протухшие овощи, — мелькнуло у Юрия. — Лицо — это зеркало души, сказал кто-то из великих. Сейчас они задумали мерзость, вот и светятся ей изнутри!»

— Брысь отсюда! — цыкнул Батый на Миху, и того словно ветром сдуло: был человек и словно растворился в темноте, только его фонарик остался одинок висеть в воздухе, воспаряя к потолочному своду.

Без долгих разговоров Батый схватил Юрия, а двое его подручных обхватили его ноги и стали засовывать в одну из ниш в стене. Хватка Батыя была так сильна, что, придави он еще чуть-чуть, и в нишу можно было бы засовывать уже настоящий труп. Но быстрая смерть Батыя не устраивала, поэтому он только держал руки сцепленными, оставив между ними пространство для вдоха.