— А как взнуздать будем?

— А так и будем. Ты, главное, не суетись. Приходим, разговариваем и по ходу событий решаем вопрос в положительную сторону. Тут основная проблема заключается в том, что Горбунка ещё найти надо, он просто так в руки не дастся. И вот что: про обрез не забывай. Чует моё сердце, без него не обойдётся.

— Опять гномы?

— Если бы, — скривился жабоид, и повторил тише и злее. — Если бы.

Оставшийся путь мы проделали молча. Я пытался разговорить жабоида, выспрашивая у него новые подробности о Мире, но тот лишь хмурил брови и отнекивался. Не до разговоров ему было. Единственное, что мне ещё удалось из него вытянуть, так это то, что по слухам великий маг и волшебник, учитель и волхв Боян до сих пор жив, и как прежде ходит между людьми, прячась от них под разными обличьями. Наступит день, когда он во второй раз явится Миру, и уж тогда каждому воздастся по заслугам его. И лягут неверующие костьми, а верующие сядут пировать с ним за один стол.

Но это всё вымыслы, сказки, а реальность заключалась в том, что мороз крепчал, а дорога с каждым пройденным километром становилась более непроходимой, как будто кто-то специально подкидывал нам под ноги ледяные глыбы и стряхивал на головы снег с еловых лап. Я чертыхался, а жабоид ёжился, втягивал голову в плечи и вздыхал.

Часа через два мы добрались до большого рукотворного оврага, въезд в который перекрывали две деревянные створки, имитирующие ворота. Чья-то не особо грамотная рука намалевала на них синей краской: «Писёчный кырьер». Так вот откуда взялась Песочная яма. Сразу за воротами стоял строительный вагончик, из трубы которого поднимался дымок. Я сунулся было к воротам, но жабоид придержал меня за рукав.

— Не спеши.

Он толкнул одну створку, шагнул вперёд. Из карьера выскочила свора облезлых шавок, и давай поливать нас гневным лаем. Некоторые подскочили совсем близко и вздумали ухватить жабоида за брючину. Дмитрий Анатольевич щёлкнул пальцами — я успел разглядеть проскочившую искру — и шавки с истошным воплем кинулись прочь. Только одна, похожая на болонку, спокойно отошла в сторону и продолжила простужено тявкать.

На шум из вагончика выглянул мужик.

— Чего опять надобно? Песку что ль? Так я давеча сказал, чтоб завтре приезжали, седни боле не дам!

Голос его походил на рокот того бульдозера, который встретился нам по дороге. Впрочем, и внешним видом мужик мало чем от него отличался — крупный, косматый и рыжий, на правом глазу чёрная повязка. Когда он высунулся, я ненароком подумал — медведь, и рука сама собой полезла за пазуху за обрезом.

— Что ж ты, Никодим Аристархович, гостей так недружелюбно встречаешь? — жабоид сделал ещё шаг вперёд и закачал головой. — Ай-я-яй. Собак, вон, натравил.

Мужик прищурился, присмотрелся к нам.

— Энто ты что ль там, жаба болотная, квакаешь? — прорычал он. — Вот уж нечаял снова рожу твою поганую лицезреть. Каким ветром тебя сызнова надуло?

В тоне Никодима Аристарховича радости не чувствовалось, из чего я сделал вывод, что Дмитрия Анатольевича он не любит.

— Да вот мимо шёл, в гости решил заглянуть. Чаем-то напоишь?

— Ты — мимо? Однако, новость. Кому скажу, смеяться будут.

— А кому тут рассказывать, Никодим Аристархович? Один ты в глуши своей сидишь, как пень замшелый.

— Что ж один-то? Вовсе не один. Почитай, кажной день людины за песком приезжают. А то бывает, лесовик в гости заглянет, аль кикимора какая с посёлку придёт. Их нынче в посёлку понабралось жуть сколько много. Не иначе, собор у них случился.

Жабоид вытянулся, словно загадку надоедливую разгадал, и обрадовано засверкал зубами.

— Так и есть, дорогой Никодим Аристархович! Так и есть! Собор! Мир таких соборов ещё не видывал.

— Вот ведь окоянство, ох… — завздыхал мужичина. — Не иначе кикиморы вдругорядь непотребство задумали. И снова у меня под боком…

— Именно так! Об этом я и хотел с тобой поговорить. Даже человека специального из города привёз, — жабоид указал на меня. — Ну так что, пустишь?

Никодим Аристархович пускать нас не хотел. Он недоверчиво сморщился и закусил губищу. Но любопытство перебороло недоверие, и он махнул рукой:

— А-а-а-а… непутный ты, непутный. Заходь, ладно. Но если что… — он потряс пальцем.

Палец походил на снаряд от ста пятидесяти двух миллиметровой гаубицы, и мне стало не по себе. Мой обрез в сравнении с этим пальцем обычный сувенир.

Однако дело важнее страха, и мы направились к вагончику. Возле двери я на секунду придержал жабоида.

— А чего там кикиморы задумали?

— Ничего они не задумали. Это так, для связки разговору. Ты мне поддакивай и головой кивай, остальное я решу.

— А что это за мужик вообще?

— Верлиока.

Вот как? В сказках мне попадалось это имя. Грубиян, уголовник, неимоверно жестокий тип. У деда какого-то двух внучек и бабку порешил — полный неадекват. Чтобы воскресить родственников, деду пришлось Верлиоку убить. Так неужели и жабоид задумал ужасное…

— Ты завалить его хочешь? — зашептал я. — Ты чем думаешь? Да его ни один обрез в мире не возьмёт!

— Почему завалить? Ты о чём? На такого богатырь нужен. Витязь! А то и два. Мы пойдём другим путём.

Другим путём… Это я тоже где-то слышал. Ну хорошо, попробуем.

Внутри вагончик оказался не лучше квартиры моего соседа снизу — грязь, вонь, бардак. Нет, не так: вонь, грязь, вонь, бардак, вонь. Меня едва не стошнило. На загаженном столе лежала посуда с останками протухшей пищи — я даже стесняюсь подумать, что это была за пища — под низким потолком висели портянки, на полу валялись старые кости, тряпьё, собачьи хвосты. Это мы здесь чай пить собрались?

Я протиснулся ближе к печке. Ни к какой еде я здесь не притронусь разумеется, но хоть согреюсь немного, а то замёрз совсем. Жабоид сел на табурет возле стола, Верлиока притулился напротив. В узкой обстановке вагончика он выглядел ещё опаснее. На улице от него можно было убежать, а здесь и увернуться не получится. Зря я, наверное, к печке пробрался, надо было у порога оставаться.

— Вам чаю, аль чаво другого? — строя из себя радушного хозяина, предложил Верлиока. — А то и поесть осталось, — кивнул он на стол.

У меня снова начались рвотные позывы, а жабоид сдвинул объедки в сторону и увалился локтями на столешницу.

— Не беспокойся Никодим Аристархович, сыты мы, спасибо.

— Ну гляди, гляди… Так чаво там кикиморы удумали?

Жабоид не стал размениваться по мелочам и сразу выдал:

— В нетрадиционную ориентацию подались. В ЛГБТ, так сказать. Все разом.

Я аж присел. Чего он болтает? За такие шутки этот здоровяк нам такую ЛГБТ устроит, что мы сами в неё подадимся. Нашёл тему! Я завертел пальцем у виска, дескать, чего говоришь, придурок, и одновременно начал продвигаться к выходу.