Шрифт:
Закладка:
Сам Н. Махно, медленно выздоравливая, следил за развитием военных действий из Гуляйполя, которое в очередной раз стало «столицей» повстанчества. «Батька» считал, что с освобождением материковой Таврии от белых, соответственно – ликвидацией угрозы району «Махновии», основная цель уже достигнута и можно снизить активность. Однако М. Фрунзе разработал и форсированно начал осуществлять операцию по овладению Крымом[1037].
В переходе через Сиваш и овладении Литовским полуостровом с лучшей стороны проявила себя ударная группа 6-й армии, в которую входили и махновские подразделения кавалерии под руководством С. Каретникова и пулеметчиков, которым командовал Ф. Кожин, общим количеством 2 тыс. человек[1038]. Газета «Всероссийская кочегарка» отмечала, что бок о бок с Красной армией махновские отряды наносили удары черному барону и, несомненно, кровью своей доказали свою враждебность белой контрреволюции»[1039]. Значительная часть повстанцев погибла в ноябрьских боях за Крым[1040].
Молниеносная победа над белыми не столько порадовала Н. Махно и его окружение, сколько насторожила. Нетрудно было понять, что РПА осталась единственной силой на юге, которая по многим причинам не удовлетворит органы советской власти и с неизбежностью очередь достаточно быстро дойдет до нее.
Предсказания оказались пророческими. Уже 14 ноября 1920 г. на заседании ЦК КП(б)У (в нем приняли участие члены ЦК РКП(б) Л. Троцкий и Л. Серебряков) на повестку дня был вынесен специальный вопрос об отношении к Н. Махно и его воинам. Х. Раковскому, Я. Яковлеву и С. Минину было поручено согласовать с Реввоенсоветом действия против повстанцев. Через несколько дней газета «Коммунист» в статье «Соглашение или обман» уже обвинила Н. Махно в подготовке измены[1041]. Решительные призывы к борьбе с «кулацкой контрреволюцией», «анархистской пропагандой» звучали из уст делегатов V конференции КП(б)У.
Масла в огонь добавили и махновские подразделения в Крыму, которые «по обыкновению» погнались за военной добычей, не останавливаясь перед самыми жестокими репрессиями по отношению к тем, кто пытался мешать. Они превратились «в какую-то дикую и пьяную орду»[1042]. Диссонансным является утверждение В. Савченко, будто воины С. Каретникова вели себя в Крыму корректно, сдержанно[1043]. Ситуацию усугубляло и то, что немало стихийных формирований откровенно бандитского или дезертирского вида для «прикрытия» начали самовольно именовать себя «махновцами»[1044]. На разоблачение подобных тенденций была направлена пропагандистская кампания в большевистской прессе. Она сопровождалась критикой анархистской идеологии и деятельности остатков федерации анархистских групп в Украине.
Для решительных действий против махновщины красное командование прибегло к испытанным методам. 20 ноября 1920 г. командованию повстанческой армии было приказано выступить на Кавказ для ликвидации враждебных советской власти сил[1045], а 23 ноября вышел приказ о немедленном переформировании повстанческих войск в регулярные части Красной армии[1046]. Существование повстанческой армии со своей особой организацией и укладом при условии наличия регулярной рабоче-крестьянской Красной армии было квалифицировано как недопустимое явление.
Правда, параллельно в Гуляйполе прибыл один из лидеров Коминтерна, венгерский коммунист Бела Кун, который предложил Н. Махно отправиться со своими воинами для борьбы против интервенции Антанты в Турции, понести пламя мировой революции в Азию. Как это ни льстило «батьке», он хорошо понимал, что отрыв от родных мест, естественной базы обернется катастрофой, так или иначе большевики добьются своего[1047].
Тем временем 24 ноября появился еще один приказ – по сути, ультиматум – за подписью М. Фрунзе. Махновцам предоставлялось двое суток на выполнение предыдущих предписаний, а в случае непослушания было обещано, что «красные полки фронта, которые покончили с Врангелем, заговорят с махновскими молодцами на другом языке»[1048].
Заканчивалось накопление сил для «успокоения» «непокорной степи». М. Фрунзе стремился воспользоваться тем, что после разгрома П. Врангеля в регионе оставались многочисленные красноармейские группировки. Соотношение сил между ними и махновцами составляло около 10:1 (советские части 1-й и 2-й Конной армий, 4-й армии, 42-й дивизии – вместе более 60 тыс. человек). То же самое наблюдалось в снаряжении: в артиллерии – 15:1, в пулеметах – 6:1 и т. д. На вооружении у красных были также бронеплощадки, бронепоезда и даже авиация, чего, конечно же, не было у сторонников Махно[1049].
Не дожидаясь реакции со стороны «батьки», чекистские органы попытались физически уничтожить его вместе с ближайшим окружением, однако не смогли достичь желаемого результата, а уличенные участники акции были расстреляны повстанцами[1050].
Хотя, вероятно, в этом эпизоде, нелишне прислушаться к В. Голованову, который видит в рассказах В. Белаша, на показания которого опираются исследователи, очевидные преувеличения, заимствованные из детективного творчества[1051].
О решимости намерений советской власти свидетельствовали репрессии против анархистов, значительно активизировавших осенью 1920 г. свою легальную деятельность, в частности в Харькове, и осуществивших ряд шагов к новому сближению с махновцами, в который раз стремясь подчинить их своему идейному влиянию. При этом «набатовцы» открыто дистанцировались от советской власти, выступали с ее откровенной критикой и большими группами направлялись в места расположения повстанцев.
С 25 ноября по указанию из Москвы начались массовые аресты анархистов, которые съезжались в Харьков на свой всероссийский съезд, назначенный на 1 декабря[1052]. В результате в тюрьме оказались почти все члены секретариата конфедерации «Набат» (В. Волин, А. Барон, М. Мрачный, Л. Гутман, А. Олонецкий, А. Таратута)[1053]. Были также ликвидированы Киевская ассоциация анархистов (во главе с Консом, Гофманом и Аккерманом), полтавские и роменские группы «Набат» и ассоциации анархистов, разгромлены анархистские группы Харькова[1054]. Только за последнюю неделю ноября здесь были арестованы 346 анархистов[1055].
26 ноября 1920 г. командующий Южным фронтом М. Фрунзе издал приказ, в котором заявлялось об открытом выступлении Н. Махно против советской власти и предписывалось:
«1. Войскам фронта считать Махно и его отряды врагами Советской республики и Революции.
2. Командирам всех частей Красной Армии, которые сталкиваются с махновскими отрядами, таковые разоружать, тех, кто окажет сопротивление – уничтожать.
3. Всю территорию УССР в кратчайший срок очистить от остатков бандитских банд и тем обеспечить возможность мирного строительства»[1056].
В тот же день начались масштабные действия Красной армии по разгрому махновщины, в частности, в Мелитополе расстреляли С. Каретникова, который был перехвачен с небольшим отрядом, когда спешил на встречу с «батькой»[1057].
Однако окруженному со всех сторон в Гуляйполе Н. Махно и 300 его сторонникам чудом удалось вырваться из, казалось бы, безвыходного положения – как и в большинстве случаев, выручила природная хитрость атамана и сочувственное отношение части красноармейцев, которые еще буквально накануне плечом к плечу, в одних военных рядах боролись с белыми[1058]. Не обошлось,
