Шрифт:
Закладка:
Второе искушение было несоизмеримо сильнее первого, как будто сам Дьявол испытывал их на прочность. Оставшись на боевом посту на улице на релаксе в тёплую солнечную погоду, Евстигней, поставив мягкое кресло во внутреннем огороде под яблонькой уснул в нём крепким сном практически сразу. В этот раз колебания охраняемых им клиентов были куда более значительными ведь у них имелась часовая фора по времени, обеспечивающая безусловный отрыв от преследователей. Доктору пришлось тщательно вспоминать все хорошие поступки бесшабашного волонтёра чтобы остатки совести помогли ему не совершить ошибку.
Ещё далеко не раз и не два главному герою предстоит покачаться на так называемых «качелях выбора» – это когда с одной стороны его терзала иллюзорная потребность некоей абстрактной свободы, подпитываемая детским протестом к неправедному пленению и банальной тягой. А с другой стороны его сдерживало одно обстоятельство, как бы не пафосно это звучало – жизнь человеческая была на кону, его собственная жизнь. В отличии от молодёжи старый нарк понимал, что ресурс его организма иссякал и преждевременных уходов из жизни по причине чрезмерной любви к удовольствиям он насмотрелся больше, чем достаточно.
Ведь Доктор был далеко не глупым человеком и постепенно освобождаясь от чар химических веществ уже прекрасно понимал, что вариант с побегом привёл бы его к конфронтации со всей своей роднёй, что обязательно послужило бы разрешением к новому употреблению. А подобная ошибка в его возрасте запросто могла оказаться роковой, что очень пугало ведь по мере ослабевания тяги он уже начал допускать возможность обойтись в остатке своей жизни и без отравы. Да, конечно, Деда и Внучок потом не раз и сокрушались, и ругались, вспоминая тот случай и якобы упущенную возможность, но произошло то, что произошло…
Так называемая «позитивная инвентаризация» помогала главному герою не захлебнуться в волнах негатива, захлёстывающих его одна за другой после прохождения проклятой годовщины. Док честно признавал, что он не дежурил по дому, не нёс последствий, а в случаях групповых последствий он и его помощник освобождались от них и ложились отдыхать, а Зёмик – этот не в меру языкатый белый гусь обязательно отпускал едкую колкость в адрес наказанных. По необходимости старый нарк мог воспользоваться баней в любой день недели, так как тёплая вода была для него в наличии почти всегда, потому как старшим банщиком был его друг Боцман. И после болезни уха он практически завязал с обливаниями кроме утреннего практикуемого им исключительно в гигиенических целях. Док читал допики «на отшибись», его АЧ уже давным-давно был никому не интересен, а свой Третий Шаг он писал на сменах Гембы лёжа на шконаре в консультантской под включенный телевизор. Кроме того, у Доктора было всё в ёлочку с куревом, напитками и вкусняшками и имелся определённый вес как среди персонала Центра, так и среди реабилитян.
На самом деле у него всё было не так уж и плохо с учётом поставленной самому себе цели – сделать всё чтобы остаться в живых.
Пятилетку за три года (двойные стандарты)
Ход строительства учебного класса с самого своего начала не двигался равномерно, а происходил с завидным постоянством некими интенсивными рывками. Сперва сломали старую веранду и мигом соорудили фундамент как говорится из чего Бог послал. Воздвигнутая основа будущего класса простояла месяца полтора – два безо всякого движения. Затем привезли газобетонные блоки, из которых были подняты стены за две – три недели, но прибытия последних недостающих трёх десятков блоков ждали ещё целый месяц, за который испортился цемент. То же самое происходило на всех этапах строительства – сперва томительное ожидание стройматериалов, затем штурмовщина и аврал для их скорейшего освоения что отдалённо напоминало авралы коммунистических строек с громкими лозунгами.
Доктор для себя сделал заключение, что организаторы и руководители реабилитационного центра «Северное сияние» были тоже глубоко зависимыми людьми, но он знал, что напоминать им об их слабостях, изъянах и дефектах характера вовсе не стоило дабы не усугублять собственное положение и не лишать себя с таким трудом достигнутого относительного комфорта. Тем более ему теперь разрешалось ворчать, бурчать, язвить и даже сарказничать чем он, собственно, и занимался, но рассекая дозировку. Когда строителям понадобилась ещё одна пара рук для быстрой подшивки потолка большими листами ОСП, то им присылали Карпа или Бжика со Второго дома.
Карп уже вполне обжился в деревне, смирился со своей участью, тем более что ему было для кого стараться кроме себя – ведь его ждали дома любящие жена и маленькая дочка. Он оказался вполне смышлёным помощником по стройке. Когда он в шутку называл Гембу «мой бывший лучший друг» всем было очень смешно. А вот Бжик своей манией величия и показушностью напрашивался регулярно то на отцовский подзатыльник от Деды, то на жёсткую шутейку от Внучка. Причём Зёмик не ограничиваясь словесными приколами вполне мог незаметно сверху, где он лазил нашелушить маленькому засранцу колючей ваты за воротник. А Бжик потом искал пятый угол, не понимая почему у него зудятся и горят шея, руки и лицо.
Узел день ото дня всё больше негативил так как на него навешали кроме постройки класса ещё модернизацию сарая на Втором, перенос сортира на Первом и заготовку сена на зиму скотине. На сарай и перекрытие сортира он к тому же должен был сам нарыть материал, а по поводу сена самостоятельно договориться с аборигенами о его транспортировке. Доктор, помогая своему товарищу, где советом, а где «выкруживанием»357 материалов со стройки не забывал также и исправно подливать тому говнеца в душу в отместку за троекратный перенастил кровли. Методично дожидаясь «переполнение чаши»358 Узла погаными чувствами и понимая, что «клиент созрел» матёрый нарк, показывая в сторону города спрашивал:
– Когда пойдём?
Узел тоже был не дурак и у него наверняка были свои весомые резоны удерживать свои собственные «качели» на верной стороне. Говорить правду в щепетильных делах он, как и Доктор не привык и потому отшучиваясь как правило ссылался на длинную дорогу