Я не сдержал себя от смеха, покачав головой. Черт, я мечтаю об этом не одну неделю! То, что устроила Ярослава своим коварным языком и ртом, только распалило жажду затащить её на несколько дней в постель и не выпускать с утра до ночи!

— Андрей, не будь таким идиотом, — он поправляет воротник своей формы, с презрением глядя на меня. — Мы не спали. Всего лишь налаживали контакт для взаимопонимания и выживания в экстремальных условиях.

— А ты мне зубы не заговаривай, — рявкнул он, опустив свой кулак на папку. — Видел я, как она на тебя смотрит. Подобная связь бывает только… — он запнулся и прикрыл глаза. Желваки зашевелились на его скулах. Злится. — Плевать. В ближайшее время вы точно не увидитесь, и она тебя благополучно забудет. Уж я об этом позабочусь.

Я неосознанно дернулся, но встать не смог, как и мысленно снять с себя металлические наручники.

— Вы только посмотрите на него… — Андрей подходит ко мне, надменно смотря сверху вниз, и ожидаемо наносит удар по левой стороне ребер, вызывая мой рев от боли, из-за которой я валюсь со скамьи на бетонный пол. — Думал поимел мою сестру, значит, поимел и меня?

— Ты ещё ответишь за то, что вытворяешь, — проскрежетал я, пытаясь встать, но новый удар в спину валит и придавливает к холодному полу.

— Обязательно, лет через двадцать, когда тебя, возможно, выпустят, — он ещё раз бьет с бешеным остервенением, заставляя меня стиснуть зубы. — Готовься к суду, ублюдок. И не переживай, я расскажу в подробностях Ярославе, какой ты продажный сукин сын, решивший сбежать из КПЗ, и трусливо спрятаться, вместо того, чтобы прийти к ней и помочь с такой проблемой, как Гордеев. Думаю, статус ее собственного героя понизится до статуса облезлой крысы, которая нырнула в нору, — прощается Соколовский, сплюнув на пол, с шумом закрывая металлическую дверь.

Грузно поднимаюсь с холодного бетона, поморщившись от новых ушибов, к которым я даже не могу прикоснуться из-за наручников, сковавшие мои запястья. Смотрю на закрытую дверь, и внутри рождается зверь, жаждущий разорвать Соколовского в клочья.

— Тварь.

Клянусь, я превращу его смазливое лицо в месиво при первой же возможности!

Часть 16.2

Мне было уже знакомо чувство, которое поселилось в душе. Такое вязкое, противное и липкое. Ненависть. Ненависть к себе за то, что я так облажался. Я корил себя за неосторожность довериться Соколовскому, который очередной раз подставил и доказал, что верить людям нельзя.

Даже не помню, когда мы стали заклятыми врагами, наверное, ещё со времен учебы в академии.

Я добивался всего, чего желал, но эти достижения доставались мне через тяжелую физическую и интеллектуальную нагрузку. И хоть каждый курсант должен подчиняться обязательным правилам, меня часто заносило в спорах с офицерами, из-за чего я был незаменимым дежурным… Тем не менее я ладил со многими из высших чинов, и добивался похвалы не языком, а делом.

Разборки с Соколом начались, где-то с третьего курса. Как сейчас припоминаю: увольнительные, вечеринки по столице и шикарная брюнетка в белом платье, которая скользнула мне на колени, единственному, кто имел смелость на свой страх и риск быть по форме в клубе. Я-то знал, что внимание девочек привлекает форма, и каждый раз пользовался этим, затягивая в свои объятия самую бойкую и задорную прелесть на зависть всем курсантам…

И ничто не предвещало беды, кроме того, что эта девочка ранее приглянулась вредному Соколовскому, который на следующий день в академии устроил со мной драку, оглушая своим криком, что я, похотливая свинья, завладел его девушкой. В тот момент это было весело, и меня раззадорило подобное поведения парня, который стал меня ненавидеть и открыто противостоять.

Потом начался ряд его нападок, и уже стало не так весело, как в начале. Он действовал грязно, подставлял меня, и я уже незаслуженно получал дежурство, которое не позволяло мне расслабиться с парнями на турниках или побегать по дорогам вечерней столицы.

Вынюхивал все мои планы и нагло выводил меня на эмоции, когда рушил их, как карточный домик. Сплошное удовольствие было попасть с ним на преддипломную практику в наш отдел, в котором выделили мои успехи и похвалили за службу. А вот сущий Ад оказался в том, что работать мы стали вместе, что нестерпимо злило. И злило не меня одного, когда на каждый новый день за нами числилась новая драка.

Сейчас наша ненависть перешла границу, и я оказался в проигравших рядах, опуская руки, которые и без того в металлических оковах. Надо же, никогда не думал, что попадусь на уловку Соколовского, который действительно найдет на меня компромат и сдаст под трибунал.

Но вот Ярослава… Из-за этой девчонки сердце кровью обливается. Как она справится, справится ли вообще? Поверит ли в то, что я трусливо сбежал после всего, что сделал, что говорил, что обещал? Как быстро забудет и смирится ли с подобным сюжетом? Я вот, вряд ли смогу смириться. Пусть эта мразь попадется мне на глаза, и я выбью ему зубы. И буду действовать только на его благо, так как попытаюсь вправить ему мозги в правильное место.

Железная дверь открывается тихо, но в гнетущей тишине и темноте, слышно отчетливо. Я ощущаю, как заходит кто-то чужой, скорей всего непрошеный гость, оттого и остаюсь на месте, едва приоткрывая веки, пытаясь распознать силуэт, который с каждым шагом осторожно приближался ко мне.

Неужели по мою голову?

Мысленно я уже продумывал, как именно ударить ногой крадущегося ко мне незваного гостя, чтобы уложить его на лопатки и придавить его своим весом к полу, не используя своих рук…

— Вставай, Вадим, — шепчет парень, и аккуратно касается моего плеча. Открывая глаза, я лишь убеждаюсь в том, что передо мной Дмитрий, который поджимает губы, напряженно поглядывающий на открытую дверь.

— Ты должен уходить. Сейчас же, — говорит он, и помогает мне встать, быстро снимая с моих затекших рук наручники.

— Как ты сюда пробрался? — недоверчиво спрашиваю я, частично усомнившись в его помощи.

За мной присматривало минимум четверо рядовых, это может быть явная провокация Соколовского. И что на этот раз? Будет стрелять в спину? Вот уж не удивлюсь!

— Как ты и учил — устроил ЧП в главном отделении, куда все и помчались, — довольно уточнил малый, гордо скинув подбородок, когда я сощурился.

Ну, хитрец!

— Спасибо, — я ему верю, хоть и ощущаю царапающее сомнение в груди, поглядев