Ее голова склоняется набок, волосы полностью закрывают лицо. Что-то разрывается внутри меня, когда я наблюдаю, как ее у меня забирают. Я бьюсь, пинаю, дерусь как черт. Я схожу с ума. Мне удается вырваться на свободу и приблизиться к ней, но мои руки скованы за спиной, и меня быстро ловят и тянут прочь

«Успокойся», — приказывает один из предателей.

Мое бессилие, когда она во мне нуждается больше всего, убивает меня.

Безумная, безумная энергия берет верх до тех пор, пока разумная часть меня не исчезает. Осталось только животное желание защитить мою жену. Безумный крик вырывается из моего горла, когда Хулио исчезает за дверью, забирая ее с собой. Грубое отчаяние разрывает мои внутренности, как будто меня разрывает на части ножом для мяса.

Марко ухмыляется мне мстительной улыбкой.

Мне нужно, чтобы он говорил, чтобы он был со мной.

Сделать все возможное, чтобы помешать ему покинуть эту комнату и…

Я не могу думать о том, что произойдет, если я не остановлю его.

— Как вы это делаете? Настроить моих людей против меня?

— Ты облегчил мне задачу, и за это я должен поблагодарить тебя, Диабло. Артуро предупредил тебя, какие опасности будут, если ты покинешь Лондон, он просто никогда не предполагал, насколько близка может быть угроза. Я заручился поддержкой, пока тебя не было. Это была кропотливая работа, оказывается, многие в картеле тебе верны. Найти людей, готовых восстать против тебя, оказалось труднее, чем я думал, — говорит он, и мышцы на его щеке сердито дергаются. — Но в конце концов я их нашел.

Я бессилен остановить свой гнев.

— Ты точно знаешь, как умирают предатели, — рычу я. — Ты умрешь смертью предателя. Я с удовольствием отправлю тебя в загробную жизнь.

Улыбка стирается с его лица. Он подходит ко мне и падает на корточки, так что наши лица оказались на одном уровне.

За спиной мои руки заметно вытаскивают лезвие из ножен, встроенных во внутреннюю сторону брюк.

— Я собирался убить тебя прямо сейчас», — объявляет он. — Но я решил, что оставлю тебе жизнь, пока мы все по очереди будем трахать твою жену. Я хочу, чтобы это было последнее, что ты представляешь, последнее, что ты услышишь, прежде чем я убью тебя.

Я дико реву, и этот звук не похож ни на что, что я когда-либо издавал или слышал. Я бросаюсь на него, как бешеная собака, но он легко встает и отступает. Неприятное, кислое чувство обжигает мое горло.

— Я пойду первым, — самодовольно говорит он, непристойно обхватывая свой член сквозь брюки. — Поместите его в одну из комнат, я вернусь за ним позже. И затем он уходит.

Дно вываливается у меня из-под ног, и я теряю дерьмо. Мысль о том, что другой мужчина прикасается к ней, о том, что другой мужчина располагается между ее ног и берет ее тело ради собственного удовольствия, вызывает у меня тошноту до боли.

От тошноты скручивает мой живот, и меня трясет. Желчь и слюна льются на пол, а мой желудок поворачивается против меня.

Сокол, имени которого я даже не помню, жестоко смеется. Он кружит передо мной.

— Посмотрите на эту выпоротую киску. Он буквально терзался от мысли, что мы проверим его жену.

Я выплевываю остатки желчи и поднимаю свои черные глаза, чтобы встретиться с его глазами. Должно быть, он увидел в моем взгляде что-то, что предупреждает его, потому что улыбка резко стирается с его лица.

Я встаю на колени и ногами выбиваю его ступни из-под него. Он падает на землю, и я бросаюсь на него, нож, крепко зажатый в моих руках, вонзается в его плоть. Со связанными за спиной руками я атакую его вслепую. Он кричит, когда нож вонзается ему в живот. Я немедленно вытаскиваю его, поднимаясь выше в поисках более слабой плоти. Я рублю его, внутрь и наружу, внутрь и наружу, пока не чувствую, как лезвие погружается ему в горло. Он умирает с жалким бульканьем.

Другой сокол смотрит широко раскрытыми глазами и испуган. Он моложе, неопытный. Вероятно, он понятия не имел о важности решения, которое принимал, когда был втянут в этот мятежный план.

Это не имеет значения. Он все равно это сделал.

Он стоит, застыв.

Это дает мне время переместить связанные руки из-за спины, над ногами и вперед. Процесс мучительный. Мое плечо вырывается из сустава, когда я вывихиваю его, чтобы освободиться. Мучительная боль пронзает меня, но все еще далеко не такая жгучая, как боль в моем сердце.

Сокол бросается в бой, когда видит, что я держу руки перед собой, но уже слишком поздно. Он бросается на меня с ножом, и я выбиваю его из его руки простым движением, адреналин не позволяет моей раненой руке стать помехой. Затем я использую цепь наручников и душу его до смерти.

Когда его труп скользит по моему телу, воздух разрывает оглушительный, вызывающий дыбом волосы, полный ужаса крик. Я бы узнал это где угодно.

«Тэсс!» Я реву, гортанный крик, от которого сотрясаются стены бомбоубежища.

В моих ушах раздается громкое жужжание. Я понимаю, что это звук моей крови, бешено бьющейся по моему телу.

Мои трясущиеся, неистовые руки обшаривают первое тело, затем второе, пока мои пальцы не сжимаются вокруг пары ключей, открывая наручники.

Я успел сделать первый выстрел, когда тишину разорвал звук, хуже ее крика. Я не думал, что такое существует, пока не услышал очень узнаваемый, очень громкий звук выстрела.

За ним почти сразу последовал второй.

Я начинаю бежать еще до того, как эхо прекратилось. Ни на одном языке, который я знаю, нет слова, которое могло бы описать ужас, который обрушился на меня. Он разрушает мой химический состав, переписывает нити моей ДНК и меняет меня навсегда.

Правда в том, что я потерял рассудок.

У дверей меня встречает третий сокол. Я вгоняю открытые наручники ему в шею и перерезаю сонную артерию, не останавливаясь и не наблюдая, как он падает к моим ногам.

Я бегу по этим коридорам, почти не осознавая, где нахожусь и что вообще делаю. Я работаю на автопилоте, мое тело знает, кого ему нужно найти, без необходимости вовлекать мой мозг. Чистая, животная потребность толкает меня по этим коридорам. Необходимость найти ее и убить любого, кто к ней прикасался. Моя травмированная рука безвольно висит сбоку, а я бегу быстрее, чем когда-либо в жизни.