— Как он, такой хрупкий, все это вынесет?; и мне страшно…

— Как он, когда ему приходится каждый день ходить на работу… мне страшно…

— Он обязан выходить, и общаться с людьми, и работать с людьми — со множеством людей; и я знаю, что он знает, что он постоянно помнит…

— Из окна на работе ему видно корпус 115, как раз где хранятся всякие растворители в резервуарах; он прямо по соседству, в тридцати метрах, прямо на заводе «Озарк», — и сидел на одном и том же месте восемнадцать лет!; и я знаю, как это на него влияет, я вижу, как это на него влияет, когда он возвращается домой, когда ничего не может сказать…

— Когда ему приходится среди всего этого работать и ни о чем не говорить, ни с кем из коллег; и я знаю, как он себя чувствует; я знаю, что он чувствует…

— Потому что, когда он возвращается домой и я его вижу…

— И я ничего не могу ему сказать, ничего, что поможет…

— Хотя я его жду, жду его весь день напролет…

— И когда я слышу, как он входит, и поднимается переодеться, и ничего не говорит…

— И все равно не могу ничего сказать…

— Потому что мне нечего сказать…

— А что мне сказать, кроме того, что я ждала его день напролет…

— Да, я ждала день напролет здесь, дома, тогда как он сбегает…

— Сбегает на свою работу, пока я…

— Пока я сижу тут безвылазно весь день напролет…

— И живу с этим, сталкиваюсь с этим, зная, что я все время в этом, маринуюсь в этом и не могу выбраться…

— А он утром может выйти за дверь и спастись, пусть всего на несколько часов; а я…

— А я никогда не могу…

— Наконец вчера, вечером, после ужина, пока мы были в гостиной, я сказала…

— Я не могла не сказать…

— Ненароком, не подумав, забылась и открыла рот…

— И сорвалась на него, налетела на него, просто набросилась в ярости…

— И мгновенно об этом пожалел, сразу же, как только понял, что наделал; как бы, потом сам себя корил — но откуда же мне было знать…; все случилось, когда я был у сестры, в прошлую среду, работал на втором этаже; дело в том, что несколько лет назад я установил у себя в комнате отдыха, в подвале, довольно хитроумное трековое освещение, с регуляторами, шарнирами и другими красивыми фишками; оно идет от барной стойки до самого аквариума, восемь отдельных ламп; и помню, моя сестра — ее зовут Нина, — когда наконец увидела освещение, сделала несколько комплиментов; вообще-то мне было приятно, что она вообще обратила внимание, и поэтому ее добрые слова тронули особенно; потом, пару недель назад, она мне звонит и говорит, что ее муж — его зовут Дэррил — решил перенести все свои тренажеры в комнату на втором этаже их дома и подумал, что лучше всего там будет с трековым освещением; комната сравнительно маленькая, объяснила она, и всего с одним окошком в углу; с трековым освещением, решили они, свет станет непрямым и мягким, и будет максимальная гибкость для настройки лампочек, чтобы не бликовали в зеркалах от пола до потолка, которые Дэррил самостоятельно повесил на все четыре стены; ну, ей даже просить не пришлось: я был только рад помочь и тут же предложил свои услуги; я с ними маловато вижусь, и поэтому радовался возможности посидеть с ними долго и неформально, — когда пересекаешься на свадьбах и всем таком, это просто не то, по крайней мере для меня; так что наконец я приехал к ним в прошлую среду и после вкусного перекуса в патио — сэндвичи с итальянским хлебом — принялся за работу; мы без проблем решили, куда вешаем лампы, а дальше уже оставалась довольно простая установка, значительно меньше, чем у меня в подвале; но только потом, уже стоя на приставной лестнице и закрепляя на потолке электрический провод, я отдал должное тому, что там сварганил для своих тренировок Дэррил: в комнате от одной зеркальной стены торчали длинная низкая скамейка — видимо, для жима лежа — и кожаное сиденье без спинки — это, по-моему, для каких-то упражнений на пресс; еще широкая подставка с кучей длинных грифов, и стопки тяжелых на вид дисков, и вторая подставка с гантелями; по периметру на полу разложены были несколько ребристых, чтобы не поскользнуться, матов, угольно-черных, а в углу — маленький планшет с небольшой стопкой линованных страниц; Дэррил сидел на скамье, вроде бы чинил один зажим, чтобы блин не съезжал с грифа, и тут мне понадобилось передвинуть лестницу; я уже прибил провод дотуда, докуда дотягивалась рука из первого положения, и поэтому понадобилось перейти под провисающим проводом поближе к стене; (еще я заметил, что из-за зеркала будет непросто закрепить провод на стыке стены и потолка так, чтобы он не бросался в глаза; но свои опасения решил держать при себе;) и только я слез по лестнице и переставил ее, как входит Нина с гантелями из подвала, — она могла поднять только по две за одну ходку, по одной в руке; она принесла гантели Дэррилу, тот показал, куда на подставке их вешать; потом она подошла глянуть, как дела у меня; я закончил с крепежом и взглянул на нее сверху, и тут увидел, что она поводит ногой по полу — она ходила в одних чулках; я спросил, в чем дело, и она ответила, мол, ей показалось, будто она на что-то наступила; и в самом деле: она наклонилась и подняла канцелярскую кнопку, с покрашенным в белое плоским концом; я тут же ее узнал; Ой, говорю: прости; и тогда объяснил, что нашел кнопку в потолке, когда вешал лампу, и вытащил; видимо, она скатилась со ступеньки, пока я переносил лестницу, сказал я; но тут увидел, что Нина просто стоит и смотрит на кнопку, вертит в руке и пробует острый конец указательным пальцем; все еще не поднимая глаз, убирает прядь волос от лица, за ухо; Это от его мобиля, сказала она тогда, медленно, все еще не отрываясь глазами от кнопки; должно быть, это от мобиля Джереми, — и тут Дэррил как