Шрифт:
Закладка:
Известно, что татары являются самыми крайними националистами, преследуют едва ли не исключительно свои национальные цели, относясь в большинстве случаев подозрительно и враждебно к иноверцам. Они мало податливы на влияние окружающих народностей, но со своей стороны оказывают сильное воздействие на них и претворяют в себе народности слабейшие. Лишь благодаря школе они достигают больших успехов в деле прозелитизма. Мелкие народности Поволжья отатариваются под влиянием магометанских школ. То же происходит на наших глазах с киргизами и башкирами, где татарские муллы и учителя делают свое дело путем школы и проповеди, превращая добродушных кочевников в фанатичных магометан. Сообщая твердые религиозные устои жизни магометан… магометанская школа естественно находила всегда защитников и приверженцев. Находясь под обаянием этой школы, долгое время нарушение ее основ считали нарушением постановлений религии и даже падением самой национальности»[340],[341].
У конфессиональной, религиозной школы, несомненно, было велико значение в сохранение религиозных и житейских устоев татарского народа. Но, тем не менее, она страдала многими недостатками и, как следствие, с течением времени пришла к признанию о ее несостоятельности. Помимо неудовлетворительной внешней обстановки этой школы, ее бедности, неподготовленности преподавателей, медресе и мектебы страдали своей односторонностью всего учебного процесса. Конфессиональная татарская школа преподавала исключительно религиозное образование и воспитание.
И. Н. Мавлюдов в своей диссертационной работе о татарской деревне 20-х. гг. характеризует религиозные школы следующим образом: «Однако около 95 % всех конфессиональных учебных заведений, оставались оплотом традиционного мусульманского общества. Поэтому учебные заведения оказались в эпицентре довольно жесткой идеологической борьбы за умы подрастающего поколения, поскольку они являлись наиболее эффективным инструментом воздействия на общественное сознание. Среди архивных документов встречается большое количество документов, написанных на арабском языке, что является доказательством распространения грамотности среди татарского населения. Другой вопрос заключается в том, что понималось под термином неграмотность. Под неграмотностью татарского населения, как и других национальных меньшинств, подразумевалось незнание русского языка. Изучение русского языка по мусульманским канонам считалось грехом. Поэтому в силу того, что русский язык являлся не только государственным, но и языком делопроизводственным, татарских крестьян можно считать условно неграмотными»[342].
Тот же уже упомянутый автор многих книг о татарах Я. Д. Коблов писал по этому поводу: «Между тем жизнь шла вперед; в жизни оказались необходимыми познания другого порядка, без которых практически обойтись никаким образом нельзя. Как бы ни огораживали себя татары «китайской» стеной от влияния других народностей, они не могли не видеть, что из общеобразовательных школ выходят люди развитые, чем из конфессиональных школ, что другие народности, как более образованные, будут иметь перевес над ними. Начали появляться статьи и романы, угрожающие, что если татары будут продолжать оставаться на прежнем уровне образования, то через 100–200 лет их ожидает неминуемая гибель[343].
Но надо заметить, что на этом месте Я. Д. Коблов явно искажает подлинное состояние дел. С татарской школой, как мы знаем, боролись не отдельные чиновники или миссионеры, а боролись на официальном государственном уровне. Ко всему вышесказанному надо добавить, что своей борьбой против светской образованности татар, правительство преследовало, как мы уже отметили, цели русификаторского направления и денационализации народа. Правительство считало, что приобщение к русской литературе и культуре в конечном итоге приведет к обрусению инородцев.
Большинство татар, как писали об этом христианские миссионеры, «вследствие ложной боязни, как бы их дети не утратили веры или не усвоили взглядов, противоречащих религии, избегали отдавать детей в русские учебные заведения и пытались решить вопрос об общем образовании иным путем – путем строения национальных мусульманских училищ, в которых дети могли бы получать образование, не подвергаясь опасности утратить верования или свою национальность». Отмечалось также, что идея о создании национальной общеобразовательной школе появилась в «чаду революционного брожения после 1905 г.», когда одновременно возникла у некоторых «мелких народностей» мечта создания собственной автономии и которые «потеряли всякое чувство меры» в преследовании своих национальных целей, стремлении к сепаратизму. Они мечтали о своей татарской автономии и распространяли эти мечты в народ – о национальной школе, с правительственной субсидией, но без правительственного надзора, с изгнанием русского языка (и русских преподавателей) и с преподаванием всех предметов на татарском и даже на турецком языке[344].
Создание же собственной светской школы было пределом мечтаний значительной части татарской интеллигенции, но мусульманское духовенство преимущественно было против этого. После революции 1905 г. татарам все же разрешили учиться в русских учебных заведениях. Появились русско-татарские школы в с. Лямбирь, Мочалейка, Татарская Пишля и других населенных пунктах. Наряду с магометанскими школами при Кочалейской и Мочалейской мечетях Чембарского уезда существовали и филиалы медресе Уфы и Астрахани, которые готовили кадры священнослужителей.
«НУР» («Свет»), первая национальная еженедельная газета на татарском языке. Первый номер вышел 2 сент. 1905 г. в Петербурге. До этого времени издание периодической прессы на татарском языке было запрещено. Учредитель и издатель – Гатаулла Баязитов, общественный и религиозный деятель. Газета печаталась арабским шрифтом. В отчете о татарской прессе на территории Пензенской губернии за 1913 г., приведенном в «Пензенских епархиальных ведомостях», газета упоминается как наиболее распространенная среди татар наряду с газетами «Казан Мухбири», «Курхид», «Тарджеман», «Вакт» и «Юлдуз».
Издававшиеся к тому времени татарские национальные газеты – «Юлдуз», «Нур», «Казан-мухбири», «Тан-юлдузы», «Вакт» и др. затрагивали вопросы о создании национальном мусульманском университете. Стоял остро и вопрос создания общемусульманского языка и образования единого «мусульманского народа», игнорируя при этом другие мусульманские народы – башкир, киргиз и т. д. Начиная с 1818 г. и по 1880 г., татарской интеллигенцией в высшие инстанции царского правительства было подано несколько проектов об организации средней школы европейского типа для татар. Как отмечает А. Г. Сабиров в своей исследовательской монографии «Татарская философия: история, сущность и роль в духовном развитии татарского народа»: «Среди них были проекты В. В. Радлова, Ш. Марджани, Х. Фаизханова, Р. Фахрутдинова и др. Р. Фахретдинов, например, настаивал на открытии учебного заведения с двумя отделениями, в первом из которых преподавались бы «духовные», а во втором