– Откуда ты знаешь?

– Я хорошо распознаю ложь, – ответил он, загоняя меня к гладкой каменной стене. – И, что важнее, я знаю, когда лжешь ты.

Кастил прижал ладони к камню, как раньше, и у меня перехватило дыхание. Может ли он чувствовать мое желание? Даже сквозь воду и сильный аромат сирени? Я прислонилась к теплой стене, подумав о том, что еще быстрее мое сердце колотиться не может.

– О чем же ты подумал?

– У меня есть идея. – Его дыхание коснулось моей щеки. – Возможно, тебе будет интересно.

– Сомневаюсь, – пробормотала я.

– Ты ее еще даже не услышала, принцесса. – Его губы скользнули по изгибу моей челюсти, а кончики его мокрых волос коснулись моих щек, отчего я выдохнула. – Да, я точно знаю, что ты заинтересуешься.

Я занервничала и невольно прижалась затылком к каменной стене.

– Почему бы тебе не рассказать, что за идея? А я отвечу, интересно ли мне.

Кастил резко рассмеялся и убрал одну руку со стены. У меня внутри все оборвалось, когда его пальцы легли на голую кожу моей талии.

– Только если ты пообещаешь не лгать.

– Если ты сам можешь определить, когда я лгу…

Я прерывисто выдохнула: он придвинулся ближе, и с каждым дыханием его грудь стала касаться моей. По мне пробежал трепет, и мои соски почти болезненно напряглись.

– Что ты говорила, принцесса?

Я почувствовала его улыбку на своей щеке.

Что я говорила? Мне не сразу удалось вспомнить.

– Если ты знаешь, когда я лгу, то какое имеет значение, говорю ли я правду?

– Потому что правда важна.

Он убрал руку с талии и провел ею вниз по моему бедру, возмутив воду. По моим ногам и между ними заплясали пузырьки. Внизу живота сгустилась коварная истома.

– Правда – это разрешение.

Мой затуманенный взгляд скользнул по голубым и лиловым соцветиям.

– Да?

– Да. – Он помолчал. – Ты знала, что пока укус полностью не заживет, он становится эрогенной зоной? Точкой удовольствия? Я могу вызвать у тебя такие же ощущения, как при укусе. Почти. Ты знала?

Кажется, да.

– Нет.

– Хочешь, покажу? – предложил он. – Я знаю, ты любопытная.

– Да, – прошептала я. Голова кружилась от предвкушения.

– Помни, принцесса, это лишь для того, чтобы утолить твое любопытство. Ничего более.

– Знаю.

Я сжала пальцы на камне.

– Хорошо.

Его рот сомкнулся на месте укуса, он втянул кожу между зубами. Моя спина выгнулась, затвердевшие соски прижались к его груди. Я задрожала, превратившись в жидкость.

Боги богов…

– Я когда-нибудь говорил, какой у тебя вкус? – Кастил провел языком по чувствительной отметине.

– Медовой дыни? – прошептала я с закрытыми глазами. Повернула голову к нему, ища ощущений, которых я не должна хотеть.

– Испорченная девчонка. Я говорю не об этом. – Он куснул мой подбородок, и я опять задохнулась. – Я имел в виду твою кровь, а ты увела мои мысли в непристойное направление.

– Твои мысли всегда пребывают в непристойных местах.

Кастил рассмеялся.

– Не могу отрицать. – Его нос потерся о мой, а рот приблизился к моим губам. – Твоя кровь на вкус – старая, мощная, но легкая. Как лунный свет. Теперь я знаю почему.

– Как может что-то иметь вкус лунного света?

– Наверное, дело в магии. А теперь перестань меня отвлекать, когда я пытаюсь рассказать о своей идее.

– Я не… – Его руки скользнули по моим бедрам, и я прикусила губу. – Я не отвлекаю.

– Ну да. Ты всегда отвлекаешь, и еще как, – мягко упрекнул он.

– Похоже, это твоя проблема.

– Это наша проблема.

– Так на что ты просил разрешения? – Я задыхалась, словно стояла на краю пропасти. – Что за идея?

– Если хочешь… – Его грудь поднималась и опадала, касаясь моей, и меня пронзали стрелы запретного удовольствия. – Мы опять можем притвориться.

Его рука заскользила по моему бедру, выше и выше…

Кончики его пальцев достигли доказательства того, что он уже наверняка почуял. Мои бедра содрогнулись, а с губ сорвался приглушенный стон.

Кастил накрыл мой рот своим. Это был не поцелуй, а просто касание губ.

– Ты можешь притвориться. – Он поднял голову, и между нами просочился холодный воздух. – Можешь притвориться, будто это не потому, что у тебя есть потребность во мне.

Мое сердце трепетало, как пойманная бабочка. Я открыла глаза. Его глаза горят, как нагретый мед.

– Ее нет.

Изгиб его губ был невероятно чувственным.

– Ты можешь притвориться, что это…

Кастил сунул в меня палец, только кончик, но я поднялась на цыпочки. Его глаза засияли, он осмотрел мое лицо и опустил взгляд ниже, где над бурлящей водой поднимались мои груди. Затем опять посмотрел мне в глаза, проталкивая палец дальше, и мои внутренние мышцы сжались вокруг него.

– …что это не из-за того, что ты меня хочешь.

– Не хочу, – сказала я, но оторвала бедра от стены, прижимаясь к его руке, к нему.

Кастил зашипел, когда мой живот потер горячую и твердую часть его. Он толкнул меня обратно к стене, просунув руку между нами. Его грудь трепетала, прижимаясь к моей. Соприкосновение кожи с кожей, то, как он медленно двигал пальцем, взорвало мои чувства.

– Ты можешь притвориться, что это просто чувствительный укус на твоей шее заставляет тебя извиваться на моей руке.

Я извивалась как только могла.

– Ты можешь притвориться, что именно это причина того, что ты желаешь так же крепко вцепиться в мой член. – Он опять опустил голову к моей. – Мы оба можем притвориться, и оба можем…

– Можем что? – выдохнула я. – Просто быть Хоуком и Поппи?

На мгновение жесткость, отпечатанная на его лице, соскользнула, а потом треснула, а под ней обнаружилась какая-то отчаянная потребность. Потребность во мне. В нас.

Что, если Киеран прав?

Я едва могу дышать, не то что думать, но знаю, что он имеет в виду. Боги, еще как знаю. И в этот момент мы хотим одного и того же. Возможно, нам нужно одно и то же – просто отдаться чувствам и забыть обо всем. Просто быть здесь, в эти секунды и минуты и в этом месте. Можем мы так сделать? Наверное, Кастил может. Возможно для него все это – лишь удовлетворение физической потребности, пусть даже и безотчетно. А почему не могу я? Я хочу того, что он может мне дать. Удовольствие. Недолгий побег от реальности. Опыт. Чувство свободы. Потому что именно так ощущалось то освобождение. Разве я предам кого-то, в том числе себя? Разве отрицать это – не еще большее предательство? Или я лгу себе даже сейчас? А если и так, то не все ли равно?