Шрифт:
Закладка:
Габри и Оливье поднялись и повернулись к ней. А с ними и Рейн-Мари. Рут с Розой на руках стояла рядом со Стивеном. Там были и Жан Ги с Изабель. А еще Анни, Оноре и Идола. Все приехали в Три Сосны, чтобы проводить ее.
Они стояли полукругом лицом к ней.
Хания отступила. Замерла. Потом сделала шаг вперед. Еще один. И замкнула круг.
* * *
Винсент Жильбер отклонил приглашение Клары – он получил такой заряд человечности, что ему должно было хватить ее на всю оставшуюся жизнь.
Приближаясь к своей лачуге, он услышал крики соек. Прежде он отгонял их или по меньшей мере пытался. Но теперь остановился на крыльце и открыл пакет, купленный им в магазине месье Беливо.
Разбросав черные семечки подсолнечника на белом снегу, Жильбер стал смотреть, как птицы слетаются на угощение, ловко подбирают его и взмывают к верхним ветвям. Он вошел внутрь, зажег свет, приготовил чай и открыл книгу, принесенную ему Колетт.
«Удивительные случаи всеобщих заблуждений и безумие толпы».
Он устроился поудобнее и прочел про «Пузырь Южных морей»[130], и про тюльпаноманию, и про барабанщика из Тедуорта.
Снаружи по-прежнему раздавались крики неугомонных соек. Но теперь они звучали как возгласы дружеской компании.
* * *
– Господи Исусе, – вздохнула Рут. – Опять эта долбаная картина. Надо собраться с духом, – сказала она Стивену.
По просьбе Хании Клара приготовила горячий шоколад со взбитыми сливками. В свою порцию и порцию Рут Стивен добавил бренди.
По крайней мере они вдвоем смогут выдержать предстоящее зрелище.
Габри репетировал фразы «Это замечательно. Это блестяще».
К презентации морально готовилась даже Рейн-Мари. Как и все остальные, она была по секрету ознакомлена с последним творением Клары. Их друг занялась нанесением (явно произвольным) слоев краски на холст. Время от времени в эти нанесенные слои вторгалось что-то гиперузнаваемое.
Последним таким явлением был банан. Рейн-Мари спрашивала себя, не отсылка ли это к обезьянам, но в глубине души подозревала, что данная деталь вообще лишена всякого смысла. Мирна за ее спиной пыталась заманить Билли Уильямса в первые ряды, но он, уподобляясь осликам, которых разводил, низко опускал голову и отказывался двигаться с места.
«Экий умник», – думала Мирна, неохотно следуя за остальными в мастерскую Клары.
* * *
– Что вам известно, Колетт? – спросил Гамаш.
Почетный ректор и ее муж были в гостиной Гамашей. Поскольку суета и толчея могли обеспокоить Жан-Поля, супруги Роберж остались с Арманом, тогда как прочие члены семьи старшего инспектора направились к Кларе прощаться с Ханией Дауд.
Пока Арман и Колетт разговаривали, Жан-Поль снимал книги с полок и аккуратно ставил их на пол перед камином.
– Пол ни разу не говорил мне об этом прямо, но он знал, что я все поняла. Он никогда не давал Марии по ошибке бутербродов с арахисовым маслом. А если бы ей дали такой бутерброд специально, то это называлось бы убийством. Я знала, что он на такое не способен. Должна сказать, я всегда надеялась, что это дело рук Дебби Шнайдер, а не Эбигейл. Ради Пола надеялась. Но когда я получила его письмо, мне стало ясно, что Марию убила Эбби. Он знал свою дочь. Знал, как далеко она может зайти.
– Он просил вас показать письмо Эбигейл, чтобы та поняла: она в безопасности, – повторил уже сказанное недавно Арман.
Жан-Поль держал в руках книгу, разглядывал ее, потом подошел к Колетт, протянул книгу ей. Он теперь почти всегда молчал. Хотя общался при этом другими способами.
– Merci, – поблагодарила она. – Я ее искала.
Он улыбнулся и вернулся к своему занятию.
Колетт зажмурилась, потом открыла глаза и положила книгу на диван рядом с собой.
– Винсент говорит, вы пригласили Эбигейл сюда, чтобы попытаться вдвоем помочь ей. Убедить ее оставить эту пропаганду.
– Верно.
– И Винсент собирался рассказать ей о своей работе у Юэна Камерона?
– Нет. Он не знал, что ее мать стала одной из жертв Камерона. Узнал, только когда сама Эбигейл об этом сказала.
– Закончатся ли дебаты о принудительной эвтаназии теперь, когда Робинсон задержана? – спросил Арман.
– Будем надеяться, что да, – ответила Колетт. – Но боюсь, это семя стало давать всходы. Она запугала людей, внушила им, что у нас не хватает ресурсов, чтобы встать на ноги после пандемии, не говоря уже о том, чтобы справиться со следующей волной заболеваний, если такое повторится. И выход один: позволить умереть всем больным и старым.
– Принудить к смерти, – сказал Арман. – С помощью летальной инъекции. Смертная казнь для мужчин и женщин, чье преступление – не убийство, а долгая жизнь.
В открытую дверь своего кабинета Гамаш видел разложенные на столе папки, с которыми он работал, когда приехали Робержи.
В папках лежали документы, свидетельствующие против ряда сотрудников социальных служб. Во время пандемии эти люди бросили на произвол судьбы немощных обитателей домов престарелых. Документы эти Гамаш собирал без шума, в частном порядке, и число их все росло.
Стоял воскресный день. На следующее утро у Армана была назначена встреча с премьером Квебека. Он решил показать ему эти бумаги. Собирался тихо и конфиденциально заявить премьеру, что, если будут сделаны какие-то шаги в сторону принятия закона о принудительной эвтаназии или чего-либо, хотя бы отдаленно напоминающего евгенику, эти документы будут обнародованы.
Гамаш понимал: подобное заявление, по сути, шантаж. Но он и его совесть могли с этим примириться.
Но это завтра. А сегодня он мог тихо и комфортно провести время за разговором с друзьями в своей гостиной.
– Вы будете предъявлять Эбигейл обвинения в убийстве? – спросила Колетт.
– Мы попробуем.
Ее взгляд остановился на семейных фотографиях в рамках, стоявших на книжной полке за спиной Армана.
– Поверить не могу, что он не выстрелил. – Она перевела взгляд на Жан-Поля, который в этот момент аккуратно водружал одну книгу на другую. – Я думаю, любовь не позволила ему сделать это.
– Oui.
Нажми Жан Ги на спусковой крючок, и он бы не смог стать таким отцом для своих детей, каким хотел быть.
* * *
Клара прошла мимо хаоса на мольберте к полотну, что стояло у стены.
Хания смотрела на хозяйку дома и не знала, следует ли ей сказать что-нибудь об усах из взбитых сливок под носом Клары. В конечном счете она решила промолчать.
Когда претендент на Нобелевскую премию мира…
Клара сняла с полотна кусок материи, заляпанный краской, и вокруг воцарилась тишина.
