Шрифт:
Закладка:
– Хорошо, – кивнул Сантьяго. – А Богу ты тоже ничего не должен?
– Богу? – задумчиво произнес Педро. – Как сказать, и да, и нет.
– Только что ты зарезал двух испанцев, – продолжил Сантьяго. – Двух католиков, двух сынов Божьих, и как ни в чем не бывало сидишь сейчас за столом, ешь хлеб, наслаждаешься вином, начисто позабыв о двух еще не остывших трупах.
– Они уже остыли, успокойся, – ответил Педро, вылавливая из второй миски крупную черную маслину. – Отвечу тебе по порядку, как учил нас падре Игнасио. По моему глубокому убеждению, Бог нуждается в наших молитвах, поэтому и посылает в мир страдание. Когда люди вспоминают о Боге? Только когда им плохо!
– Не все, Педро. Есть такие, кто думает о нем и в часы благополучия.
– Есть, разумеется. Но их очень мало. Большинство нормальных людей бежит в храм, если приходит беда. Я же не хочу, чтобы Иисус напоминал мне о своем существовании таким образом. Поэтому хожу в храм и читаю молитвы каждый день. Если это ты называешь долгом Богу, то я его выполняю. Но как человек разумный, а не как тупой фанатик.
– Кто тебя научил такому подходу? Что-то я не припомню подобных речей на уроках богословия в Навигацком.
– Я сам сообразил, – небрежно ответил Педро и налил в кружки вина. – Давай выпьем за разум. Не зря ведь святые отцы его в нас старательно развивали.
Друзья выпили, и Сантьяго, последовав примеру Педро, окунул хлеб в оливковое масло и отправил в рот.
– Действительно вкусно.
– Кто бы сомневался! Так вот, про убитых католиков. Есть вещи, Санти, на которые нужно смотреть проще. Ты бы предпочел, чтобы один из нас остывал на мостовой «веселого квартала»? Когда тебе в грудь или спину тычут нож, нет разницы, какому Богу молится тот, кто держит этот нож. Моя жизнь – прежде всего и важнее всего. Мертвые не могут вести ученые разговоры о Боге, о вере, о милосердии и справедливости. Все это доступно только живым. Так же как и седло барашка!
Хозяин таверны лично поднес к их столу большое блюдо из обожженной глазурованной глины, на котором дымился внушительный кусок мяса с торчащими в разные стороны костями.
– Приятного аппетита! – Он поставил блюдо перед друзьями и, взяв из рук подавальщика большую миску с луком, обильно посыпал им мясо.
– Лук из Санта де ла Пенья! – торжественно объявил Фелипе. – Слаще меда и сам во рту тает!
Педро первым отрезал изрядный кус и, держа за кость, принялся уписывать. Сантьяго последовал его примеру, на чем и завершилась их богословская беседа.
– В Санта де ла Пенья мне все уши прожужжали россказнями об удивительном луке, – произнес Сантьяго, покончив с первым куском. – Честно признаюсь, мне было смешно и неудобно слушать их бахвальство. Нашли чем гордиться, думал я. Лук и лук, что уж в нем такого может быть?! А сейчас должен признать свою ошибку. Действительно, есть чем!
– Лук из де ла Пенья, – воскликнул Педро, захватывая щепотью несколько крупных кусочков, – нет ничего лучше к мясу! И к рыбе, и просто с хлебом. Давай же выпьем за процветание этого чудесного края, за их лук и за твое удивительное спасение!
– Я больше не стану пить, – отказался Сантьяго. – И тебе не советую, черт его знает, где мы можем оказаться этой ночью.
– Так ты предлагаешь запивать седло барашка водой? – сморщив лоб и скривив губы, спросил Педро.
– Я предлагаю пить поменьше, а есть быстрее, – ответил Сантьяго.
Когда на блюде остались только обглоданные кости, Педро подозвал к столу хозяина таверны.
– А вот расскажи нам, милейший, – спросил он, ковыряясь в зубах ногтем, – почему ты не сумел отыскать своего сына? Ты же в «веселом квартале» каждую собаку знаешь?
Фелипе развел руками. На его грубом лице прорисовалась гримаса обиды и раздражения.
– Все сволочи, – в сердцах произнес он. – Кого только я не расспрашивал, сколько денег заплатил – да без толку. Пожрать на дармовщинку, насыпать полный карман обещаний – тут каждый горазд, особенно в нашем квартале. А помочь – дудки. Лучше вы мне расскажите, кто вас на Гугу вывел?
Педро развел руками:
– Увы, милейший Фелипе, я не могу назвать имя, сам понимаешь почему. Но услуга за услугу, мы спасли твоего сына, а ты, если услышишь что-то про другого украденного мальчика, брата моего друга, дай знать. Зовут его Фердинанд, и он примерно тех же лет, что Гуга.
– Украден сын гранда де Мена? – вытаращил глаза Фелипе. – Что творится в нашем городе?!
Когда друзья вышли из таверны, над Кадисом уже висела ночь. Свора бродячих собак сидела напротив входа, жадно втягивая ноздрями воздух, наполненный ароматом жареного мяса.
– Брысь отсюда, – замахнулся на них Педро, но собаки не тронулись с места, лишь вожак, крупный пес, сидевший перед сворой, приподнял верхнюю губу и, обнажив клыки, угрожающе зарычал.
– Ради достойного завершения вечера ты хочешь ввязаться в драку с шелудивыми псами? – спросил Сантьяго. – Оставь их в покое. Знаешь, а ведь дом Аделберто отсюда в двух шагах. Пошли, наведаемся сначала к нему, а уж потом к Гонсалесу.
– Давай, – согласился Педро. – Он наверняка ночная тварь, как и все в этом квартале, и не должен еще спать.
Однако, несмотря на усердный стук, дверь дома Аделберто так и не отворилась. Зато распахнулось окно напротив, и проститутка, уже знакомая Сантьяго, снова предъявила свои прелести, освещенные мерцающим светом свечи.
– Зря стучитесь, красавчики. Он еще вчера утром уехал. Зачем вам скучный старик, заходите ко мне, весело проведем время.
Не в состоянии вымолвить ни слова, Педро прилип глазами к обнаженным бедрам проститутки, однако Сантьяго вид дряблой плоти только разозлил.
– У нас важные дела, – буркнул он. – Пошли, Педро.
– С двоих меньше возьму! – крикнула женщина, в надежде удержать клиентов, но Сантьяго решительно пошел прочь, и Педро ничего не оставалось, как последовать за ним.
– А ведь хороша, шлендра, – сказал он, нагнав друга. – Чего тебя понесло, не зашли, так хоть бы посмотрели?
– Охота тебе разглядывать припортовых шлюх, – сердито бросил Сантьяго.
– Бог создал женскую красоту, – ответил Педро, – и вложил в мужское сердце желание ею любоваться. Так что мы просто-напросто выполняли бы волю Иисуса.
– Философ доморощенный, – усмехнулся Сантьяго. – Расскажи это
