Я слышал, как заголосила мать, но мне ни до кого не было дела. Оттолкнув Запоточного, я кинулся к постели.

Магдалена лежала неподвижно, и на губах ее теплилась улыбка — с такой улыбкой она в моих мечтах встречала меня на дворе родительского дома. Глаза ее были закрыты, щеки белы как мел, руки бессильно вытянуты вдоль тела. Мне показалось, что она уже покинула нас. Я сдавил ладонями виски, чтобы не закричать, и стал напряженно всматриваться в ее лицо. Взгляд мой остановился на ее губах. Только тогда я заметил, что они чуть-чуть розовеют. Во мне шевельнулась безумная надежда — Магдалена не умерла и не умрет. Жизнь давала о себе знать, слегка окрасив Магдалене губы. Тогда, словно мне кто внушил, словно друг подал добрый совет, я решил уйти, чтобы избежать скандала. Запоточный уже двинулся в мою сторону, явно намереваясь расправиться со мной.

Я поднялся с колен, взял шляпу и вышел в ночь.

Выходя из сеней на терраску, я подумал: что же мне теперь делать? Возвращаться к мужикам в корчму или бесцельно бродить по деревне, а может, сесть где-нибудь в саду на старый пень и дожидаться утра?

Я не мог совладать с нахлынувшими на меня чувствами, да и вряд ли это кому-нибудь удалось бы! Нескончаемая пытка бывает стократ тяжелее, когда в таком душевном состоянии чувствуешь себя всеми покинутым! Не было рядом со мной настоящего, искреннего друга. И, может, покажется странным, но в трудную минуту я вспомнил не о ком-нибудь из людей, а о своем гнедке, единственном и верном моем товарище. В темноте мне почудилось, как он ищет меня глазами, словно желая прильнуть теплой шеей к моей истерзанной груди и унять смятенное сердце. Его глаза притягивали меня, как магнит, и я решил — пойду к нему. В тот же миг — что за наваждение? — где-то неподалеку заржал конь. Сбегаю по ступеням во двор — снова ржание. На этот раз безошибочно угадываю где. В конюшне Запоточного! Уж не отвязался ли мой гнедок да не забрел ли в поисках хозяина к лошадям Яно? Недолго думая, я поспешил на зов.

Ворота конюшни были распахнуты, на стене висел фонарь. Быстро осматриваю коней. Моего среди них нет. Все-таки захожу внутрь. Животные тотчас всполошились. Может, они приняли меня за Яно? Запоточный на всех наводил страх, где бы ни появлялся. Во всяком случае, когда я заговорил с ними, они успокоились.

Я разглядел, что это — степные кони, норовистые и злые, но все же рискнул приблизиться к ним. Лишь один метнулся и наскочил на колесо телеги. Остальные терпели мое присутствие, не проявляя особой строптивости.

Наконец я увидел того, что пострадал в Окружинах. Один глаз у него вытек, морду пересекал большой шрам. Бока и спина коня исполосованы. По телу коня пробегала мелкая дрожь.

Глянув на уши, я сразу узнал в нем того, которого Запоточный контрабандой привел из Польши. Наверняка он покалечил животное только потому, что конь был одним из нашей гнедой тройки. Он зверски избил его, горя ненавистью ко всей тройке — символу нашей встречи с Магдаленой.

Я слегка потрепал коня по холке и снова вышел на двор. Я не находил себе места. Меня грызла тревога за жизнь Магдалены. И хотя я верил в то, что провидение, справедливое и всемогущее, склонно помочь мне и поможет, меня всё же беспокоил вопрос — что с нами будет, выживет ли Магдалена? Как распутать запутанный клубок, как выйти из полосы бесконечных мытарств и страданий?

Еще раз взглянул я на дом. Окна по-прежнему завешены, и кто знал, воскресала за ними в этот миг или прощалась с жизнью моя Магдалена? Невыносимо было сознавать, что у меня нет ни права, ни возможности оставаться вблизи нее — ведь по закону она принадлежала другому. Меня обуревали отчаянные мысли, но я благоразумно решил взять себя в руки и терпеливо дожидаться утра. Для тех, кто сейчас окружал Магдалену, я чужак, назойливый и бесцеремонный; но ни за что на свете не отрекусь я от Магдалены, от нашей великой, неугасимой любви; мой долг — вызволить Магдалену из ада, в который вверг ее Яно Запоточный.

Тяжко вздохнув, побрел я прочь со двора.

Печально и низко нависали надо мной темные весенние тучи. Набухшие влагой испарений, они в изнеможении сникали на вершинах гор и вновь понуро тащились по хребтам, как и я, смертельно устав, тащился по грязной дороге.

Я рад, что не изменил себе, несмотря на все испытания, несмотря на преграды, которые мне пришлось преодолеть. Быть может, именно за то, что я остался верен добрым началам человеческой натуры, судьба по заслугам отплатила мне добром. Той ночью свершилось чудо.

Уйдя от Запоточного, я возвратился в корчму и до утра просидел на кровати в своей каморке.

Несколько раз ко мне заглядывала хозяйка, справляясь, не надо ли чего. По деревне уже разнесся слух, что Магдалена при смерти, и хозяйка не на шутку тревожилась за меня.

— Если можно, глоток черного кофе, — попросил я, когда она наведалась в очередной раз.

Не успел оглянуться, кофе уже стоял передо мной на столе.

— Больше ничего? — осведомляется хозяйка, с состраданием взглянув на меня.

— Все. Спасибо.

— Если что понадобится, стучите в стенку. Наша спальня рядом, да и сон у меня чуткий. Мигом прибегу.

— Зачем же вас будить, — отвечаю ей, — как-нибудь обойдусь.

— Не беда, стучите, — поощряет она меня доброй, материнской улыбкой, — мы привыкли, не то нам и ночь не в ночь. Такое уж у нас ремесло.

— Что же, спасибо. Да только я и сам не прочь уснуть, чтоб ни о чем не думать.

Она снова ласково улыбнулась мне.

— Кофе вас успокоит, авось соснете.

К кофе я не притронулся и всю ночь просидел, так и не заснув.

С тяжелым сердцем встретил я утро. Дневной свет резал глаза, но образ Магдалены словно потускнел. Всю ночь мне казалось, что она лежит похолодевшая и вокруг нее горят свечи.

Итак, наступило утро. Я ухватился за спинку кровати и попробовал сделать первый шаг. Ноги затекли, меня знобило оттого, что я неподвижно просидел всю ночь. Чтобы немного согреться, я стал ходить по комнате. Звуки собственных шагов были первыми звуками, услышанными мною в тот день.

Вскоре распахнулись двери корчмы, дом ожил. Посетители приходили и уходили, снизу доносился гомон. Я хотел было спуститься в зал, но меня остановило выражение моего лица. Я даже испугался, увидев себя в зеркале, и