– Чего не знаю, того не знаю.

– Да, конечно. А жаль. Скажите, а ядерной энергией вы пользовались?

– У нас была атомная бомба. Уран, плутон – вот что, наверное, сделало ваш мир радиоактивным. Наверное, после моего ухода все-таки была еще одна война. Атомная. – Шварц снова перенесся в свой старый мир, в Чикаго, еще не знавший бомб, и ему стало жаль. Не себя, а того прекрасного мира.

– Ладно, – пробормотав что-то себе под нос, продолжил Арвардан. – У вас ведь был какой-то язык?

– На Земле? У нас было много языков.

– На каком говорили вы?

На английском, с тех пор как стал взрослым.

– Ну-ка, скажите что-нибудь.

Шварц больше двух месяцев не говорил по-английски и теперь медленно, любовно произнес:

– Я хочу вернуться домой, к своим родным.

– Он говорил на этом языке, когда вы его синапсировали? – спросил Арвардан у Шекта.

– Не могу ручаться, – ответил озадаченный Шект. – Он произносил такие же бессвязные слова, но я не могу связать их с этими.

– Ну, ничего… Как по-вашему будет «мать», Шварц? А-га… Теперь «отец», «брат», «один» – числительное, да? – «два», «три», «дом», «человек», «жена»… – Арвардан называл все новые и новые слова, и его лицо приобретало благоговейное выражение, – Шект, – сказал он наконец, – или этот человек настоящий, или мне снится самый фантастический на свете кошмар. Он говорит на языке, идентичном языку древних надписей, найденных на Сириусе, Арктуре, альфе Центавра и еще в двадцати мирах. Этим надписям пятьдесят тысяч лет, а он говорит на том языке. Надписи расшифровали только в прошлом поколении, и в Галактике, кроме меня, не найдется и десятка человек, способных понять их.

– Вы уверены?

– Надо полагать. Я же археолог. Это моя профессия.

Шварц почувствовал, как трещит броня безразличия. Впервые он снова обрел свою потерянную индивидуальность. Его тайна раскрылась: он был человек из прошлого, и что самое главное – другие согласились с этим. Выходит, он в здравом уме, и можно больше не терзать себя сомнениями. Шварц был благодарен за это, но остался безучастным.

– Да он мне просто необходим. – Арвардан уже загорелся священным пламенем науки, – Шект, вы даже понятия не имеете, что он значит для археологии. Человек из прошлого! О, великий Боже! А может, мы заключим сделку с землянами? Они ищут доказательств – вот им и доказательство.

– Знаю, о чем вы думаете, – язвительно прервал его Шварц. – Вы думаете, что если я выступлю с подтверждением того, что Земля – источник цивилизации, то нас за это отблагодарят. Так я вам скажу – нет! Я бы и сам не прочь выкупить у них свою жизнь. Но они не поверят ни мне, ни вам.

– Вы представляете собой неоспоримое доказательство.

– Они и слушать не станут. Знаете почему? Потому что у них свои устойчивые представления о прошлом. Тот, кто посягнет изменить эти представления, будет в их глазах святотатцем, хотя бы и говорил чистую правду. Им нужна не правда, а традиции.

– Бел, по-моему, он прав, – сказала Пола.

– Но попытаться все же стоит, – стиснул зубы Арвардан.

– Все равно ничего не выйдет.

– Откуда вы знаете?

– Знаю, и все! – Это прозвучало так пророчески, что Арвардан умолк.

Теперь уже Шект смотрел на Шварца со странным огнем в глазах.

– Вы испытывали какие-нибудь неприятные ощущения после синапсатора? – мягко спросил он.

Шварц не знал этого слова, но понял его значение. Значит, ему все-таки сделали мозговую операцию. Подумать только, сколько он всего узнал!

– Нет, не испытывал.

– Но, как я вижу, вы быстро усвоили наш язык и очень хорошо говорите на нем, будто всю жизнь говорили, Это вас не удивляет?

– Память у меня всегда была хорошая, – холодно ответил Шварц.

– Значит, вы совсем не изменились после эксперимента?

– Нет.

– Зачем вы притворяетесь? – пристально глядя на Шварца, спросил физик. – Я уверен, что вы знаете, о чем я думаю.

– Стало быть, я умею читать мысли? – хмыкнул Шварц, – Ну и что из этого?

Но бледный потрясенный Шект уже повернулся к Арвардану.

– Он чувствует чужие мысли. Чего бы я с ним только не добился!.. А я вот здесь – совершенно беспомощный…

– Что-что? – опешил Арвардан.

Даже Пола заинтересовалась.

– Вы правда это умеете? – спросила девушка у Шварца.

Шварц подтвердил: она ухаживала за ним, а теперь ее убьют. Но она предательница и заслужила это.

– Арвардан, – говорил Шект, – помните, я рассказывал вам о бактериологе, который умер после синапсатора? Первым признаком его умственного расстройства было заявление, что он умеет читать мысли, И это было правдой. Я понял это перед самой его смертью и держал в тайне. Но это возможно, Арвардан, возможно. Видите ли, с понижением сопротивления между клетками мозга они обретают способность воспринимать магнитные волны, индуцированные микротоками чужих мыслей, и превращать их в понятные им колебания. Этот принцип лежит в основе любого записывающего устройства. Телепатия в полном смысле слова.

Шварц по-прежнему хранил упорное, враждебное молчание.

– Если так, Шект, то мы сможем его использовать. – В голове у Арвардана бешено прокручивались самые невероятные варианты, – У нас появился выход. И для нас, и для Галактики.

Но Шварц остался холоден к его взбудораженному Образу.

– И все это с помощью чтения мыслей? Чем же оно может помочь? Впрочем, я умею не только читать мысли. Что вы скажете, к примеру, на это? – Легкий толчок, и Арвардан взвизгнул от боли. – Это сделал я. Хотите еще?

– Вы и охранников можете так? – ахнул Арвардан. – И секретаря?.. Как же вы позволили им затащить вас сюда? Ей-Богу, Шект, теперь все будет в порядке. Слушайте, Шварц…

– Нет, это вы слушайте. Какой мне смысл бежать отсюда? Где я окажусь? Все в том же мертвом мире… Я хочу домой – и не могу туда попасть. Хочу вернуться к своим родным, в свой мир – и не могу… Лучше уж умереть.

– Речь идет обо всей Галактике, Шварц! Нельзя думать только о себе!

– Почему это нельзя? На что мне ваша Галактика? Пусть себе гниет… и погибает. Мне известно, что замышляет Земля, и я этому рад. Девушка сказала недавно, что выбрала, на чьей стороне быть. Вот и я тоже выбрал – я за Землю.

– Что?

– А что тут такого? Я землянин или кто?

Глава семнадцатая

Смена стана

Час назад Арвардан, с трудом придя в себя, обнаружил, что лежит, точно туша говядины в ожидании мясника. С тех пор он ничем не занимался, кроме лихорадочной, бессодержательной болтовни, неумолимо отнимавшей бесценное время.

Но и