в отеле "Париж" в Монако. Тем не менее он старался создать образ семейной гармонии. "Мне кажется, это так печально, что мой отец изо всех сил старался показать своему отцу, какая мы счастливая семья, лишь бы угодить ему", - вспоминала Долли. "Это было не так, и все это было неправдой".

Проблемы в браке были лишь одним из аспектов его жизни, который Морти скрывал от отца. Патриарх, всегда настороженно относившийся к расточительности сына, также не знал о том, что Морти владеет французскими конюшнями. Так было лучше, поскольку Морти знал, что отец не одобряет азартные игры. Однажды, когда Морти и Адель возвращались из медового месяца в Европе, имя новоиспеченного банкира попало в газету New York Times, где говорилось о "сильных азартных играх" во время путешествия. Морти и его товарищи по первому классу делали крупные ставки на то, сколько морских миль будет проходить корабль каждый день. "Мортимер Шифф был счастливчиком в дымном салоне", - сообщала газета, отмечая, что он выиграл 1700 долларов. Джейкоб заметил эту историю и резко отругал Морти за его поведение. "Он был в ужасе от того, что отец узнает о его скачках, азартных играх и женщинах", - вспоминала Долли.

Льюис Штраус, работавший в Kuhn Loeb клерком после Первой мировой войны, вспоминал эпизод, символизирующий динамику отношений между отцом и сыном. Однажды утром Морти вызвал Штрауса в свой офис и попросил его представлять фирму на ужине для делегации японских бизнесменов, который партнер J.P. Morgan Томас Ламонт устраивал в университетском клубе. Штраус (впоследствии ставший ключевой фигурой в американской программе по атомной энергии) сказал, что уже отклонил приглашение на эту встречу, и объяснил почему. Как и другие светские клубы, Университетский клуб не принимал в свои ряды евреев. Из принципа Штраус решил не посещать это мероприятие. Морти пришел в ярость.

"Чего я не знал, - вспоминал Штраус, - так это того, что он не обращал внимания на эту особенность заведения, многие из его членов были его друзьями", и он регулярно посещал субботние игры в покер в клубе. "То, что я не пошел, когда он пошел, раздражало его до такой степени, что он устроил мне выволочку и повысил голос", - вспоминал Штраус. Внезапно Морти замолчал на полуслове и поднялся из-за стола. В дверях стоял его отец. "Морти, я не мог не услышать твой голос", - сказал Якоб. "В чем дело?" По словам Штрауса, Морти объяснил причину разногласий, "после чего старик вывел его из себя, сказав в заключение: "Я и не надеялся дожить до того дня, когда новому клерку в моем офисе придется указывать моему сыну, как себя вести!"".

Якоб Шифф, образец благопристойности и высокого достоинства, каким он был, несомненно, должен был возмущаться тем, что его втянули в унизительный скандал с Брандтом. А вслед за помилованием Брандта банкир оказался замешан в другом споре, косвенно связанном с делом шведа. Вскоре после вступления Зульцера в должность губернатора Ассамблея штата Нью-Йорк инициировала против него процедуру импичмента, ставшую результатом вражды между губернатором и политическим аппаратом Таммани, от которого Зульцер пытался освободиться. Широкомасштабное расследование было частично сосредоточено на незарегистрированных политических пожертвованиях, которые Сульцер якобы присвоил, включая чек на 2500 долларов от Шиффа. Вызванный для дачи показаний во время процесса импичмента Зульцера, Шифф опроверг заявление губернатора о том, что он не знал о пожертвовании Шиффа, заявив, что политик на самом деле лично выпросил его. Тем самым Шифф помог забить гвоздь в гроб губернаторства Зульцера. Союзники губернатора, который с позором покинул свой пост менее чем через год после принятия присяги, утверждали, что Шифф намеренно дал вредные показания в качестве расплаты за решение Сульцера помиловать человека, который мучил его семью.

 

-

На закате карьеры Шиффа преследовали споры, его имя постоянно появлялось в прессе, когда один конфликт накладывался на другой. Продукт Позолоченного века, Шифф заработал свою репутацию и состояние в период вакханалии, когда относительно небольшая группа капиталистов имела огромную власть над финансовой системой и использовала сомнительные методы для наведения порядка в экономическом каннибализме, разыгравшемся на рынке, создавая монопольные соглашения, которые еще больше укрепляли власть в руках немногих. Но времена менялись.

Эпоха неограниченного капитализма, который, зачастую уродливыми и жестокими способами, привел в действие промышленную революцию, вызвала ответную реакцию против так называемых баронов-разбойников, проложив путь к Прогрессивной эре, которая стремилась исправить экономические, политические и социальные недостатки прошлого и обращалась к вопросу контроля, особенно к роли правительства в регулировании промышленности. Во время президентства Вудро Вильсона потрясения Прогрессивной эры вылились в целый ряд масштабных трудовых и финансовых реформ. Среди наиболее драматических изменений были те, что касались основ американской экономической системы. В первых битвах президентства Вильсона видное место занимали Шифф и немецко-еврейские банковские семьи, составлявшие его круг общения. Вместе они помогли создать и провести некоторые из самых революционных реформ двадцатого века.

Глава 21. ОХОТНИЧЬЯ ВЕЧЕРИНКА

 

В четверг в середине января 1913 года Джейкоб Шифф оказался в уже знакомой обстановке: на свидетельском месте. В то время как в Нью-Йорке разворачивалась история с Брандтом, он был вызван в Вашингтон, чтобы ответить за другой предполагаемый заговор, связанный с контролем над национальной банковской системой.

Разрушительный пыл прогрессивной эпохи стал катализатором дебатов в Конгрессе по поводу того, что некоторые законодатели считали самой пагубной монополией - "денежного треста" банкиров, которые оказывали чрезмерное влияние на экономическую судьбу Соединенных Штатов. Представитель Чарльз Линдберг из Миннесоты, отец знаменитого авиатора и республиканец, известный своими бунтарскими наклонностями и квиксотическими крестовыми походами, стоял в авангарде популистской фракции, добивавшейся проверки этой предполагаемой кабалы. Линдберг обвинил нью-йоркских банкиров в том, что они спровоцировали панику 1907 года, чтобы провести слияния и другие сделки, которые были бы недопустимы в нормальном экономическом климате, и, по его мнению, чтобы подстегнуть валютные реформы, которые только укрепили бы финансовую удавку денежного треста. В 1911 году Линдберг начал продвигать резолюцию о проведении широкого расследования в отношении банковской системы. Версия этой меры была принята в начале следующего года, положив начало расследованию, проведенному подкомитетом Комитета Палаты представителей по банковскому делу и валюте во главе с председателем банковской комиссии Арсеном Пюжо.

Завершив в основном ничем не примечательную пятилетнюю карьеру Пуджо в Конгрессе, это громкое расследование стало определять его наследие. Однако самой ключевой фигурой комитета был не Пуджо, а его усатый главный юрисконсульт Сэмюэл Унтермайер. Сын немецких евреев и партнер Луиса Маршалла, Унтермайер оставил свою прибыльную практику, чтобы возглавить расследование. Ловкий делец и виртуоз