Шрифт:
Закладка:
Дело Брандта, тем временем, продолжало освещаться в новостях. В конце концов губернатор Дикс отклонил просьбу Брандта о помиловании, порицая осужденного за его "обвинения против чистоты женщины", но споры не утихали и даже стали предметом предвыборной борьбы на губернаторских выборах 1912 года. Хотя его друг Оскар Страус (один из младших братьев Исидора) начал кампанию за пост губернатора, Джейкоб Шифф поддержал представителя Уильяма Зульцера, своего союзника в борьбе за договор (он "спас для нас день", - говорил Шифф), который бросил вызов Диксу в борьбе за демократическую номинацию. На банкете в честь Зульцера Шифф вызвал недоумение, когда вместо того, чтобы восхвалять "человека часа", он произнес короткую речь, в которой обрушился на прессу за освещение дела Брандта. "Большую часть своей жизни я посвятил обустройству и благу Нью-Йорка, - сказал он, - но сейчас, на вечере моей жизни, я вижу позорное и злобное нападение на репутацию и доброе имя моей семьи. Жаль общество, чьи непорядочные издатели газет могут объединиться, чтобы нападать на доброе имя порядочных граждан и добродетельных женщин."
Зульцер с большим отрывом победил Дикса и выиграл выборы. Через несколько дней после приведения к присяге 1 января 1913 года он столкнулся с вопросами о Брандте, которого генеральный прокурор Нью-Йорка рекомендовал помиловать. Заявив сначала, что он не готов рассматривать этот вопрос, Зульцер изменил свое мнение, согласившись на освобождение Брандта и назвав его приговор "чрезмерным". Помилование Зульцера сопровождалось несколькими условиями, среди которых было признание Брандта в том, что он выдумал свою историю о романе с Адель Шифф и что он никогда не пытался извлечь коммерческую выгоду из своей истории.
Сенатор Нельсон, к которому Брандт первоначально обратился за помощью, согласился спонсировать шведа в Миннесоте. К концу января 1913 года Брандт был на пути к новой жизни в Бемиджи. В течение нескольких месяцев после того, как Брандт поселился там, детективы Пинкертона следили за каждым его движением, докладывая Морти. Когда один из чиновников Миннесоты пожаловался Зульцеру на оперативников, следивших за Брандтом, Зульцер переслал его письмо в офис Kuhn Loeb на Уильям-стрит, 52. "Конечно, - лукаво писал Зульцер Морти, - я уверен, что вы не имеете к этому никакого отношения".
Через год после освобождения, в феврале 1914 года, Брандт вернулся в Европу. Через несколько лет газеты сообщили, что пресловутый лакей был убит в бою во время Первой мировой войны. Но в 1927 году в дом Морти и Адель пришли письма, написанные знакомым почерком Брандта. Он был жив, хотя и не совсем здоров, и жил за пределами Лондона, где работал управляющим на лесопилке, производил рукоятки для ножей и запатентовал несколько изобретений. Все его начинания заканчивались неудачей, и он рассказал Морти и Адель, что обратился к Богу за духовным искуплением. "С покаянным сердцем я молю вас обоих о прощении, и пусть облако недоброй воли будет снято с наших голов, чтобы мы почувствовали свободу и мир", - написал он. "Я совершил свою ошибку в возрасте 21 года. Прошел уже 21 год, и я много страдал. Грех порождает грех".
Морти раздумывал над ответом и наконец написал через своего секретаря, что "мистер и миссис Шифф прощают вас за боль и страдания, которые они испытали из-за ваших проступков". Оказалось, что Брандт искал не просто прощения, а финансовой помощи для новой бизнес-схемы. А над его перепиской, в которой он зловеще отмечал, что на протяжении многих лет отклонял предложения рассказать свою историю, витал запах вымогательства. Встревоженный, Морти написал своему кузену Эрнсту в Лондон, у которого были связи в британском правительстве. Эрнст ответил, что его друг, возглавлявший иммиграционный отдел Министерства внутренних дел, посоветовал ему, "что будет довольно легко сразу же противодействовать любому шагу Брандта, если он вдруг станет приставать к вам".
Скандал не давал покоя семье Шифф на протяжении десятилетий, и в 1954 году консервативный газетный обозреватель Уэстбрук Пеглер вновь поднял его на поверхность, используя эту историю для нападок на дочь Морти и Адель, Долли, в то время видную манхэттенскую светскую львицу и издателя газеты New York Post. "Семья издателя из Нью-Йорка отправила шведа в тюрьму по железной дороге", - так озаглавил свой материал Пеглер.
Долли отвергла возможность того, что ее мать, которую она вспоминала как холодную и отстраненную женщину, не терпящую прикосновений детей, могла завести роман с лакеем, и не потому, что у нее были какие-то иллюзии относительно верности родителей друг другу. "Эти инсинуации просто смешны", - говорила она своему биографу. "Любой, кто знал мою мать, понимал, что в ее окружении есть более интересные возможности. Брандт, возможно, и был красив, но в те времена все нанимали лакеев с оглядкой на то, как их икры будут смотреться в бриджах по колено."
В действительности Морти и Адель были заперты в глубоко несчастливом браке, заключенном при посредничестве их родителей. Он не был ее первым выбором мужа или, возможно, даже вторым, но, будучи отпрыском одной из самых известных американских банковских семей, от его предложения было невозможно отказаться. Во время их ухаживания, вспоминала Фрида, "Адель была очень неуловима, и Морти ни дня не знал, помолвлены ли они еще. Бедный дорогой, не то чтобы это его сильно обижало, он похудел на тридцать фунтов за время помолвки, потому что никогда не знал, на каком этапе находится!
Морти постоянно преподносил жене дорогие украшения, но она держала его на расстоянии вытянутой руки. Венди Грей, правнучка Морти и Адель, вспоминает: "Я помню, как моя мама сказала вскользь: "О да, он всегда пытался купить ее любовь. Он дарил ей это, но она все равно его не любила".
После рождения у Морти наследника мужского пола - Джона, родившегося через семнадцать месяцев после сестры, в августе 1904 года, - "отношения между мужем и женой, если говорить по-старому, прекратились, - говорит Долли, - и они жили в основном раздельно". Как это было принято у мужчин его финансового положения и социального статуса, у Морти были любовницы, в том числе одна, которую он спрятал
