Шрифт:
Закладка:
Мое живое Солнце, Оля, Ольгуна… — не обрывай рассказа, говори, шепчи… — я будто в _э_т_о_м_ вижу тебя, я чувствую тебя, так близко… жалею, радуюсь тобой. Олечек, помнишь, — чуть ли не во 2-м — 3-м письме к тебе, (ты заболела и писала мне, в начале 40 года), я сказал: «Вы так жадны до жизни. Вы — страстны по природе… Вы будете здоровы, Вы в Жизни будете…» Когда писал это, — так мне хотелось (и так верилось!), чтобы ты осталась жить, счастье чтобы тебе сияло… — и так хотелось — ближе, ближе знать тебя, дружбы твоей хотелось! — молился о тебе… ждал весточки, ждал сердца твоего… — откроется? — о, какое сердце! — _э_т_о_ _з_н_а_л. И — ждал. Я уже _в_и_д_е_л_ твою душу, твой _с_в_е_т. Мне уже было больно — не писать тебе. Оля, такой, какая ты… — я не встречал в своих корреспондентках, — их много было! были очень чуткие, глубокие, даровитые в чувствах к прекрасному в искусстве, в жизни… Но _т_а_к_о_й — единственной — нет, не было. Ты — _н_е_о_б_ы_ч_а_й_н_а_я. Отмеченная Богом. Береги себя, _т_а_к_у_ю. Ты дана великой благодатью нашей, — лучшим нашим, — Душой Церкви! — от нее шла в Жизни, в Жизнь. Помни, Оля, — не разменяйся, _о_т_д_а_в_а_й_ же Ей и Жизни — _д_о_л_г_ твой. Твори, не принижай себя (что можешь делать даже при всем великом самолюбии, гордыни даже!)
Ну, ты прости: это не «наставление», — это моя с тобой беседа, моя просьба, мольба к тебе. Слушай свое сердце, _д_е_л_а_й.
Вот еще что: не забудь же сказать, какой образ был в твоей душе — «10-летки Оли». Мне дорого все о тебе, тобою сказанное. _В_с_е, что можешь, (и захочешь) — скажи. Мне это — в радость, м. б. и в томление, — но _о_т_ _т_е_б_я… — все дорого.
Я тебе доскажу «историю Даши», — увидишь, она не так уж обыкновенна, это «история одной любви», не «История любовная». Слышишь «разницу»?
Ольга бесценная! _В_с_я_ ты — от _И_с_к_у_с_с_т_в_а_ также, от младшенькой сестренки, от _Х_р_а_м_а, от _Р_е_л_и_г_и_и. В_С_Я! Поразительно, до чего ты проникновенно-чутка-тревожна! Не «неврозы» это, нет, — это _т_в_о_я_ природа. Как ты глубоко-заманчива! Не «магнитна», а — заманчива, затаена — чудесна! Неужели так и не _у_в_и_ж_у_ тебя?! Ольга, до чего ты _о_б_щ_а_ со мной! Я потрясен бываю, — вдруг _т_а_к_о_е_ _с_в_о_е_ в тебе узнаю! До… мелочей, другим невидных, до… _б_о_л_ь_н_о_г_о — в нас! Порой встречаю то же выражение _ч_у_в_с_т_в_а_ — и теми же словами! Будто из одного разбитого куска — мы оба. И — встретились, и — какие же преграды! Как бы по воле… Умысла! Злого? Благого? И — для _ч_е_г_о_ же?! О, какое же это испытание! И — для _ч_е_г_о_ же? — Сейчас слышу _э_л_е_г_и_ч_е_с_к_о_г_о_ _Ш_о_п_е_н_а. Мы оба любим одно и _т_о_ же. Я — лириков в музыке — как ты: Шуберта, Шопена, Чайковского. Классическое Римского-Корсакова. Степную тоску в Бородине, «шумы народной стихии» — Мусоргского457. Моцарта… — детским слухом слышу, простоту и прозрачность мелодий чистых, как бы — с неба!
Оля, милая, радость, небесная… Святой зову тебя… — в тебе чудесно много от света — святости, _л_у_ч_ш_е_г_о, что может быть в человеческом, — о, как _с_л_ы_ш_у_ это! Если бы _н_е_ _у_з_н_а_л_ тебя… — я был бы ограблен в жизни, — ныне осыпан счастьем, — пусть _с_у_х_и_м… о, это все же — счастье! Ты, ты мне вернула, — отнятое страданиями, — ты их закрыла, ты Богом мне дана… — на муку? на радостную муку?! Какая правда, Тютчева, — завтра пошлю тебе: «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней… — Сияй, сияй, прощальный свет — Любви последней, зари вечерней… — Полнеба обхватила тень, — Лишь там на западе брежжит сиянье, — Помедли, помедли, вечерний день, — Продлись, продлись, очарованье! — Пускай скудеет в жилах кровь, — Но в сердце не скудеет нежность… — О, ты, последняя любовь! — Ты и блаженство, и безнадежность!»458 Странные стихи, единственные… Техники стиха спорят о том, в какой же мерке дано? бесплодно спорят. — Тютчев _т_у_т_ дал свой никем неповторенный «размер». Ими он чрезвычайно богат, богаче гораздо Пушкина, Т[ютчев] — вольней — в технике. — Олёк моя, — без тебя я не смог бы дать (если дам!) «Пути Небесные» так, как они должны быть _д_а_н_ы. На днях получу починенную машинку, и — пока разрешатся мои планы поездок (жду)… — буду писать. Что..? — Не знаю. Целую, молюсь на тебя, Оля! Твой Ваня
[На полях: ] М. б. тебе необходим бромистый препарат? Прошу: прими «antigrippal»! И все время принимай «cellucrine». Ты сильно расстроена.
Олёк, я тебе послушен, и не посылаю давно expres на тебя. Правда? Ты чудесно рассказываешь, и разве не видишь, как жемчуг в тебе чувствуют _в_с_е! А я…!!! _в_с_е_ в тебе вижу. Ради Бога будь бережливей к себе.
Оля, прошу, скорей сообщи, будет ли Сережа у себя в Arnhem'e 5-го I, в понедельник? Пишу на случай, м. б. не смогу послать, что хочу. Прошу!
101
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
15. XII. 41
1 ч. дня
Какое счастье, Олёк чудесный, ты прислала мне сегодня! Боже, до чего прекрасна! — нет слов назвать Тебя! Светлая, святая Дева! Нет, не кощунствую, не смею, — не в _э_т_о_м_ смысле говорю так, — Ты несравнима, Святая, Пресвятая Дева-Мать! Но ты так близка к Святому Идеалу, _т_у_т_ близка! Твои глаза… — _О_ч_и, не глаза. Я их предчувствовал — в затишьи, в затени ресниц. Я _з_н_а_л_ их. Оля, ты — именно — _А_н_а_с_т_а_с_и_я! Такую _в_и_д_е_л, сердцем видел, — наконец, _у_в_и_д_е_л. Да, я _и_с_к_а_л_ тебя, предвечный Идеал, — Прекрасную! Вот, нашел. Что мне делать? молиться? благоговеть? страшиться, что полюбил _т_а_к_у_ю… что — смею человечески любить? смотреть?.. — будь же благословенна, единственная, непостижимая, моя Уника! — Кошмар какой-то… — ты все еще пишешь «ins Blaue hinein»[186]! Я жду, страдаю твоей тревогой, —