Шрифт:
Закладка:
В довершение этого был почти вечер, и солнце начало склоняться к горизонту, когда навстречу нам (это было 28 февраля 1918 года) выдвинулся бронепоезд красных и сильным шрапнельным огнем перебил еще до этого поредевшие ряды артиллеристов. Остался нетронутым лишь начальник орудия штабс-капитан М. Но он продолжал бой, а дистанционные трубки ставил я. После удачных попаданий гранатами с нашей стороны поезд противника начал удаляться. Над ним показался дым, и он остановился. Опускались сумерки. Обозначилось все разгоравшееся над ним пламя. Отрываясь от линии красных, отходим. Спустилась ночь, и мы стали на ночлег, определив место нашей стоянки по линии наших цепей, которые были видны нам еще засветло, рассчитывая, как обычно, что они установят с нами связь.
В то время, когда мы вывели из строя бронепоезд противника, считая это одним из эпизодов, каковые обычны на поле брани, мы не отдавали, да и не могли отдать себе отчета в том, что вступили уже одной ногой в 1-й Кубанский, или его первую фазу, Ледяной, поход.
Не уничтожив этот поезд, еще вопрос – смогли ли бы мы прорваться через станцию Екатеринодар. Красные, как и мы, не подозревали ухода наших частей, а уничтожение их бронепоезда остановило и их порыв.
В это время кубанские отряды, согласно полученному приказу, отошли из Екатеринодара, чтобы переправиться через Кубань. Покидалась и столица края. До нас этот приказ не дошел. Были мы забыты или, как естественно на войне, оставлены в арьергарде для прикрытия отходящих и пожертвованы молоху войны?!
Наш блиндированный поезд состоял из открытой товарной площадки с одним орудием – полевая трехдюймовка, трех 10-тонных длинных пульмановских товарных и заблиндированных вагонов и паровоза. Все блиндированные вагоны – с приспособленными пулеметными гнездами. На вооружении имели пулеметы трех систем: легкие Люиса и американские Кольта и наш тяжелый пулемет Максима. Состав людей поезда – от чинов прапорщика до штаб-офицера.
Формировался этот поезд под моим руководством и при содействии завода «Кубаноль». Большое участие принимали в этом войсковой атаман Филимонов, генерал Гулыга, тогда кубанский военный министр, и начальник кубанской артиллерии генерал Чумаченков. Они всякий раз выезжали со мной на испытание, когда я из пулемета обстреливал приспособляемые вагоны на непробиваемость.
В те времена, по прибытии на Кубань из Финляндии 5-й Кавказской казачьей дивизии, в которой я возглавлял отдельную пулеметную команду, обслуживавшую дивизию, и по расформировании ее в Майкопе, был распоряжением войскового штаба прикомандирован к управлению начальника Кубанской артиллерии. Там и возникла, по моему почину, мысль сформировать указанный поезд. Я стал его первым и последним командиром. В задачу поезда вошла защита железнодорожного пути от надвигавшихся со стороны Тихорецкой на Екатеринодар организованных большевистских частей.
* * *
Став, как было упомянуто выше, на ночную стоянку, мы предполагали, что наши цепи находятся где-то справа от нас, и ожидали связи от них. Действительно, к поезду подошли, уже довольно поздно, два казака, вооруженные винтовками. Но это оказалась не связь, а застрявшие. Выяснилось, что наши части снялись с позиций и ушли к Екатеринодару и что таковой эвакуируется за Кубань. Куда? Им это неизвестно!
Итак, наш белый центр на Кубани, ее столица, отдается, после упорной и героической борьбы добровольческих отрядов, сформированных в большинстве по инициативе их возглавителей – капитан Покровский (к этому времени в чине полковника объединял возглавление), войсковой старшина Галаев, Бардиж, Раевский, Лесевицкий, наш бронепоезд и т. д. Они не выдержали красного натиска, и мы, по приказу нашего центра, сдаем позиции.
Организованных войсковых частей у Кубанского атамана и его штаба не было. Опереться, кроме как на добровольческие отряды, не на что было. Казаки, прибыв с фронта со своими частями, разошлись по домам. Случайно собранные отряды станиц – явление временное и неустойчивое. Они то собирались, то расходились.
Подобрав отставших казаков, я приказал отход. Поделился обстановкой лишь со своим помощником войсковым старшиной Староверовым. Дав те или другие распоряжения, я сам сел на паровоз. Мы двинулись в неизвестность. Поход начался.
Но где-то уже раньше нас, покрытые снежной пургой, преодолевая природные и боевые преграды и связанные с ними невзгоды, под водительством двух Верховных, были в пути вышедшие с Дона добровольцы Корнилова. Шли они тоже в неизвестность, имея, как мы потом узнали, целью соединение с нами. Чтобы «зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы» (генерал Алексеев). Они, добровольцы с Дона, уходили оттуда после упорных боев, не поддержанные донцами. Войсковой атаман их, не пережив позора, застрелился. Мы же, также под давлением сосредоточенных красными больших сил, уходили, бросая столицу Кубани на произвол красных.
В составе нашего поезда было, не считая меня, четыре офицера дивизии. Один пал под Екатеринодаром, а один был тяжело ранен.
* * *
Наш поезд стал втягиваться в Екатеринодар, подступы к которому со стороны Тихорецкой мы несколько часов тому назад защищали совместно с кубанскими добровольцами. Мы в напряжении. Покинут ли город или еще нет? Если да, то удастся ли нам прорваться и свободен ли путь к железнодорожному мосту? А может быть, мост поврежден? Вот те вопросы, которые занимали меня, когда мы шли навстречу показавшимся огням станции Екатеринодар. В поезде полная тишина, у бойниц выставлены пулеметы, готовые открыть огонь.
Огни все ближе. Справа и слева уже мелькают уходящие назад, полные тишины составы вагонов. Мы еще уменьшили ход и двигаемся шагом по коридору молчаливых составов. Вот виднеется перрон вокзала. Подходим. Ни души. Лишь между составами впереди нас заметил две крадущиеся фигуры, которые провалились в темноту, увидев наш подходящий поезд. Нас никто не ожидал, а что было на вокзале – попряталось.
На перроне, между рельс – винтовки, амуниция и другие атрибуты военного снаряжения. Картина виденного говорит – наши покинули Екатеринодар. Удастся ли и нам? – мелькает мысль. Поезд, став на втором пути, уперся в впереди стоящий состав. Со стороны города слышен шум, то нарастающий, то удаляющийся. Иногда видны как бы вспышки зарева.
Мы потом узнали, что громились винные склады, а разведки красных, подходя к окраинам города еще совсем неуверенно, тоже втягивались в «пиршество». Признаки указывали на то, что необходимо быстрое действие. Я соскочил с паровоза. Приказал усилить его охрану, а машинисту указал, что он отвечает за готовность такового. Разыскали дежурного по станции, который подошел ко мне с двумя стрелочниками. Указал ему на задание – прочистить нам путь.
